Аркадий Адамов - Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14

– А за что? – Валька нервно вытер ладони о ватник.

– А я откуда знаю. – Данилов открыл дверь. – Заходи.

Скорин, Воробьев и Никитин вошли в кабинет, и в нем сразу стало невыносимо тесно.

– А кабинет-то у вас, Иван Александрович, приличный, не то что в Москве, – нагло огляделся Воробьев.

– Это ты прав, Валя.

– Значит, вас, вроде как урку, сюда на исправление послали?

– Точно. – Данилов захохотал. И смеялся долго, до слез. Он отдышался и весело посмотрел на Воробьева. – Ты, Валя, мне помочь должен. Хочу использовать твое уникальное знание заграничного ширпотреба.

– Если есть кто-то здесь, кому лепень [76] Лепень – костюм или пиджак ( жарг. ). закордонный задвинул или, к примеру, шкары [77] Шкары – обувь ( жарг. ). , то я ни при чем.

– А я разве тебя обвиняю? Я как урка урку тебя прошу.

На этот раз захохотали все.

Когда отсмеялись, расселись и закурили, Данилов приказал принести вещи.

– Оцени, Валя.

Воробьев взглянул, увидел кровь:

– С мокрого сняли?

– Да.

Валька развернул вещи, помял, посмотрел на марки:

– Ну что сказать, Иван Александрович, товар привозной. Хороший. Московские пижоны за такое шмотье жизнь отдадут. Я бы и сам. Вещи из дорогих. Рубашка американская, галстук шелковый.

– Ты мне цену назови.

– Цену? Ну, пиджак я бы отдал за шестьсот… Брюки – рублей триста… Ботинки… Ну, двести пятьдесят, не больше. Галстук двести, рубашка минимум триста.

– Значит, на круг получается где-то около двух тысяч? – спросил Данилов.

– Это если хорошего фраера найдешь. Упакованного. Желательно грузина. А так – тысяча семьсот – восемьсот. Тоже хорошие башли.

– Неплохие. А скажи мне, Валя, мой всезнающий эксперт, ты же со всеми московскими пижонами знаком…

– Ну зачем же так? – Валька потупился скромно. – Всего никто не знает. Но твердую клиентуру имею.

Данилов положил на стол фотографию убитого:

– Знаешь?

Валька взял фотографию, посмотрел внимательно:

– Его мокнули?

– Его. Ну, чего молчишь?

– Знаю я его. Виктором зовут. Я у него весной две курточки с погончиками из прорезиненного шелка и пять галстуков покупал. Но для себя…

– Валя, меня твои дела не интересуют. Что знаешь об убитом?

– Знаю, что родители его за границей живут. Папаша какая-то шишка в ГУСИМЗе…

– В Главном управлении советского имущества за границей, – расшифровал буквенную сумятицу Данилов. – Где живет?

– Не знаю точно. Слышал, что на Горького, около Пушкинской.

– Телефон?

– Не знаю. Мы с ним в «Коке» встречались.

– Компания?

– Он из особой.

– Как это понять?

– Ну, будем так говорить. – Валька сел, обвел глазами милиционеров. – Пижонская, стильная Москва неоднозначна.

Он сделал паузу. Достал из кармана ватника элегантный пластмассовый портсигар, вынул сигарету, закурил.

В комнате приятно запахло дорогим табаком.

– Неоднозначна, – продолжал Валька. – Вы не смотрите, что они топчут асфальт на Броде…

– На улице Горького, – уточнил Скорин.

– По-вашему – улица Горького, по-нашему – Брод. – Валька сел поудобнее, принял изящную позу. – Так вот, ходят там ребята-работяги типа Витьки Бебекина. Днем он в химчистке работает, а вечером – на Броде, он кинооператор. Ходят там солидные люди, писатели, братья Тур например. Это известные московские пижоны, так сказать, образец для подражания. Есть компания студентов и спортсменов и кодла деток.

– Как это понять? – поинтересовался Никитин.

– А это те, у кого папы или начальники большие, или за кордоном работают. Вот эта компания самая стильная. Наимоднейшая. Денежки им нужны, они мне частенько вещички сбрасывают. Вот и весь расклад. Ходят они в основном в «Кок» или «Аврору», иногда в Гранд-отель.

– Ну что же, коллеги сыщики, лекцию нам профессор Воробьев прочел весьма интересную и полезную. Молодец, Валя. Психолог.

– А при моей профессии иначе нельзя. Психология – главное оружие…

– Ты подожди пока в коридоре. – В голосе Данилова послышались доброжелательные нотки.

– Будет сделано. – Воробьев вышел.

– Ну, какие соображения, орлы-сыщики? – Данилов встал, потянулся хрустко.

– Вербовать его надо, – твердо решил Никитин.

– А зачем? – Скорин достал сигареты. – Рупь за сто отвечаю, что он у кого-то из ребят с Петровки на связи. Какое мнение, Иван Александрович?

– Мазаться не буду – все равно проиграю, – улыбнулся Данилов.

– Тогда как будем действовать?

– Поговорим душевно. Позови его, Никитин.

Никитин приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Воробьев показывал милиционеру фокус со спичечным коробком. Сержант смотрел на коробок так, словно он был живой.

– Валентин, зайди, – махнул рукой Никитин.

– Тренируйся, сержант, – хитро усмехнулся Валька. – Сейчас я твоих начальников просвещу и приму у тебя зачет.

Сержант взял коробок и с недоумением покрутил головой.

Воробьев вошел в комнату и еще раз оглядел веселых ментов. Судя по добрым лицам, ничего хорошего ему ждать не приходилось.

– Садись, Валя, закури свою ароматную сигарету. Кстати, а что ты куришь?

– «Дерби», Иван Александрович.

– Ну что же, вполне респектабельно. А почему не «Тройку» или «Москву»?

– А у них обрез золотой, пусть их фраера курят.

– Убедительный ответ. – Скорин подвинул Вальке пепельницу.

– Иван Александрович, – Валька рванулся в бой, – вы меня ведь вызвали не для того, чтобы узнать, какой сорт сигарет я курю.

– Правильно понимаешь, Валя.

– Тогда говорите прямо, что нужно.

– Это не только нам нужно, но и тебе. – Данилов постучал карандашом по плексигласу на столе.

– Я понял, будете меня крестить.

– А зачем? – хитро усмехнулся Никитин. – Одного новорожденного два раза не крестят.

Валька промолчал.

Трое сыщиков оценили паузу и поняли, что Воробьев совсем не прост.

– Ты понимаешь, Валя, – начал Данилов, но Воробьев перебил его:

– Я все понимаю, что должен вам помочь, а иначе вы мне устроите не жизнь, а кошмарную жуткость. Я, конечно, могу помочь из уважения к вам, но что я буду с этого иметь?

– Во-первых, легально месяц в Москве поживешь, – твердо сказал Скорин, – во-вторых, я как замнач угро области буду ходатайствовать, чтобы тебе срок высылки скостили…

– А прописка?

– И прописку сделаем, если ты нам поможешь.

– Я вас, гражданин начальник, вижу впервые и не знаю, какое ваше слово. А вот если Иван Александрович мне это подтвердит, то я согласен.

– Ты меня, Валентин, знаешь не один год, – Данилов сунул карандаш в вазочку на столе, – твердо в нынешнем моем положении ничего обещать нельзя. Но если подполковник Скорин говорит, то верь ему, как мне.

– Хорошо, – Валька хлопнул ладонью по колену, – будь по-вашему. Поверю.