Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

Она продолжала изучать находившуюся у нее в руках вещь.

— Нет, — покачала она головой. — Не заглядывала.

— Может, тебе стоит распаковать вещи? Ты ведь собираешься здесь на некоторое время задержаться? — попытался пошутить он.

На этот раз она не ответила. Услышав последний из двух вопросов, она заморгала, но это могло быть всего лишь совпадением.

— Так в чем же дело? — настаивал он. — Почему ты не распаковалась? — У него не было никаких задних мыслей, он просто хотел получить ответ.

На этот раз она его услышала.

— Я… я не могу, — неуверенно произнесла она.

Она, видимо, не желала вдаваться в дальнейшие объяснения, по крайней мере добровольно, поэтому он спросил:

— Почему?

Она ответила не сразу:

— Это… потому что… у меня нет ключа. Я его потеряла. На пароходе.

Произнося эти слова, она подошла к чемодану и стала поспешно натягивать на него чехол, как будто в снятом виде он жег ей пальцы. Такое впечатление создавалось из-за быстрых, нервных движений ее рук.

— Почему ты мне не сказала? — воскликнул он, от всей души желая помочь ей. — Я вызову слесаря, и он моментально сделает новый ключ. Погоди-ка, дай мне взглянуть…

Он снова наполовину сдернул чехол, сопротивляясь ее усилиям удержать его на месте. Снова на мгновение мелькнули буквы «Дж. Р.».

Он ощупал грушевидную медную пряжку.

— Это труда не составит. Замок не сложный.

Едва он убрал руку, и замок, и инициалы снова исчезли под чехлом.

— Я прямо сейчас пойду за слесарем, — заявил он, направляясь к двери. — Он может снять слепок, и, когда мы вернемся, все будет готово…

— Не получится! — крикнула она ему вслед неожиданно резким голосом. Правда, ей, может, просто пришлось повысить его, чтобы он услышал.

— Почему это? — спросил он, остановившись на месте.

— Сегодня — воскресенье, — отчетливо проговорила она в ответ.

Повернувшись на пороге, он, раздосадованный, медленно вернулся в комнату.

— Верно, — согласился он. — А я совсем позабыл.

— И я тоже, — сказала она и глубоко вздохнула. Что можно было бы расценить как вздох облегчения, хотя на самом деле она, наверное, просто досадовала на задержку.

Обряд купания был или в самом разгаре, или, по крайней мере, в стадии приготовления. Он мог судить об этом по доносившимся до него звукам, хотя и не имел возможности созерцать само действо, будучи отделенным от него двумя комнатами, так как находился в смежной с их спальней небольшой гостиной и читал газету. Он слышал, как тетушка Сара одно за другим приносила наверх из кухни ведра с горячей водой и с глухим барабанным грохотом опустошала в ванну их содержимое. Затем начиналась буря, целью которой было тщательно перемешать горячую воду с холодной, которая натекала в ванну из крана. Затем в воду осторожно погружались кончики пальцев ноги, которая обычно тут же резко выдергивалась. Все это сопровождалось визгом «Холодно!» или «Горячо!», а также громкими возражениями со стороны помощницы, тетушки Сары.

— Неправда! Вы как маленькая! Подержите ее минутку, разве так сразу можно сказать? Ваш муж все слышит, разве вам не стыдно, что он узнает, какая вы трусишка?

— Ну да, конечно, ему-то не нужно лезть в воду, — последовал жалобный ответ.

Вдохновленный шумом всей этой суматохи, в спальне, находившейся между этими двумя комнатами, заливался беспечной трелью кенар Дики.

Мимо комнаты, где он сидел, прошла тетушка Сара с пустыми ведрами в руках.

— Какая она симпатичная малышка, — услышал он. — Белая, как молоко, и нежная, как мед. А уж фигурка — м-м-м!

Лицо его вдруг залилось пунцовым цветом. Прошло некоторое время, прежде чем краска снова схлынула. Он притворился, будто это замечание адресовано не ему, и никак на него не прореагировал.

Тетушка Сара зашагала вниз по лестнице.

Задорное пение канарейки рассыпалось продолжительной, заливистой, бьющей по ушам трелью, затем внезапно смолкло. В тот момент он отметил про себя, что для такой маленькой пташки шума было, пожалуй, многовато.

Последовало странное, почти гробовое молчание.

Затем волнообразное бульканье, сопровождающее обычно погружение тела в воду.

Потом только изредка раздавались всплески.

Вернулась тетушка Сара и, остановившись на дороге, встряхнула мохнатое полотенце, также согретое благосклонным теплом кухонной плиты. Потом завернула в спальню.

— Ну, здравствуй, — услышал он оттуда ее голос. — Как дела, моя птичка? Как дела, мой желтунчик? — Вдруг она резко взвизгнула: — Мистер Лу! Мистер Лу!

Он вбежал в комнату.

— Он издох.

— Не может быть. Он только что пел, я сам слышал.

— Он издох, говорю я вам. Посмотрите сами… — Она достала его из клетки и держала на ладони.

— Может, у него опять кончились вода и корм, как в прошлый… — Но оба блюдечка были полны, с тех пор как тетушка Сара взяла эту обязанность на себя.

— Да нет, дело не в этом.

Она слегка наклонила руку.

Голова птички, перевалившись через ребро ладони, безжизненно свесилась вниз.

— У него шея сломана.

— Может, он свалился с жердочки? — предположил Дюран, поскольку никакого более разумного объяснения ему на ум не приходило.

Она вызывающе нахмурилась в ответ.

— Птицы не падают! На что же им тогда крылья?

— Но ведь я сам слышал, он только что пел… — повторил он.

— Только что и сейчас — это разные вещи!

— …и здесь никого не было. Никого, кроме вас и мисс Джулии…

В воцарившемся неловком молчании стало слышно, как Джулия, в ванной комнате за стеной, что-то тихонько насвистывает.

Затем, с опозданием сообразив, сколь неподобающим для истинной леди образом себя ведет, замолчала, и вместо финального аккорда раздался игривый всплеск.

Вышло так, что он совершенно случайно проходил по улице, на которой жил раньше. Он бы так и прошел мимо своего бывшего дома, наградив его лишь мимолетным взглядом; конечная цель его похода не имела с этим домом ничего общего, просто здесь пролегал кратчайший путь к ней.

И также по чистому совпадению мадам Телье, его прежней домохозяйке, случилось на минутку выглянуть на крыльцо как раз в тот момент, когда он проходил мимо.

Она бурно приветствовала его восторженными возгласами, которые, должно быть, услышала вся округа, заключила его в объятия, словно вторая мать, и забросала расспросами о его здоровье, благополучии и радостях семейной жизни.

— Ах, как мы по вас соскучились, Луи! Я ваши комнаты снова сдала — одной паре северян (они мне платят вдвое), но это уже не те жильцы. — Она с отвращением сморщила свой большой нос. И вдруг, снова просветлев, звонко щелкнула пальцами, как будто что-то вспомнила. — Ах да! У меня же для вас письмо. Оно вас уже несколько дней дожидается, а Том пока еще не заходил, иначе бы я узнала у него ваш новый адрес и переправила его вам. Знаете, Том ко мне иногда заглядывает и кое в чем помогает. Подождите здесь, сейчас я его принесу.