Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

Ломбард сидел и терпеливо ждал. Он проник сюда, и половина дела была сделана. И не важно, сколько времени займет вторая половина.

Горничная стремительно вбежала в комнату — он решил, что девушка пришла позвать его, и привстал. Но у нее, судя по суетливости, оказалось гораздо более важное дело. Она впорхнула в помещение, из которого доносилось скворчание в сопровождении баритона, и предостерегающе закричала:

— Не лей много масла, Энрико! Она сказала, не лей много масла!

Затем она выскочила, а вслед ей раскатился зловещий бас, от которого, казалось, задрожали стены:

— Я готовлю, чтобы угодить ей или этим несчастным напольным весам, что стоят в ванной?

Всякий раз, входя и выходя, горничная держала на вытянутых руках какой-то странный халат из розовых страусовых перьев. Она несла его с таким видом, словно собиралась кого-то им укутать, при этом было совершенно непонятно, какое отношение эта вещь имеет к данному ей поручению. И когда она шла туда, а потом обратно, этот халат повсюду оставлял за собой перышки, которые еще долго висели в воздухе, лениво опускаясь на пол.

Наконец что-то яростно затрещало, шипение прекратилось, послышалось глубокое удовлетворенное «А-а-ах!», и показался маленький кругленький человечек с лицом кофейного цвета, в белой куртке и высоком поварском колпаке. Удовлетворенно качая головой, он прошествовал через всю комнату к соседней двери и скрылся там с накрытым колпаком подносом.

Последовало секундное затишье. Именно секундное. Затем оно взорвалось такой лавиной звуков, по сравнению с которой то, что было раньше, показалось райской тишиной. Тут были все прежние звуки и кое-что новенькое: резкие крики сопрано, рев баритона, душераздирающий скрежет, глубокий, похожий на удар гонга, звон, раздавшийся, когда крышку от кастрюли в ярости запустили в стенку и она, дребезжа, покатилась к середине комнаты.

Круглый человечек выскочил в ярости. Его лицо больше не было кофейного цвета, оно было в потеках, явно состоящих из яичных желтков и красного перца. Его руки вращались, словно крылья ветряной мельницы.

— На этот раз я еду домой! Я уплываю на ближайшем пароходе! На этот раз я не останусь, даже если она встанет передо мной на свои паршивые колени!

Ломбард слегка наклонился вперед в своем кресле, пытаясь заткнуть мизинцами уши, чтобы дать им хоть немного отдохнуть. В конце концов, барабанная перепонка человека достаточно деликатный орган, он может вынести лишь определенное количество шума, и не больше.

Когда он опять открыл уши, то, к своему облегчению, убедился, что обстановка вокруг стала немного спокойнее: сумасбродство достигло своего обычного уровня. По крайней мере, теперь хоть не звенело в голове. Неожиданно, видимо для разнообразия, вместо телефонного звонка раздался звонок в дверь, и горничная впустила нового посетителя, темноволосого, с изящно подстриженными усами, который уселся и тоже стал ждать. Но он проявлял гораздо меньше терпения, чем Ломбард. Он почти сразу же снова вскочил и принялся быстро ходить взад и вперед какой-то сбивчивой, торопливой походкой. Затем он обнаружил один из присланных Ломбардом букетиков душистого горошка, остановился, вытащил цветок и поднес его к носу. К этому моменту Ломбард уже отбросил всякие мысли об установлении дипломатических отношений, даже если у него таковые и были.

— Она когда-нибудь будет готова принять меня? — возмущенно спросил незнакомец у горничной, когда та в очередной раз впорхнула в комнату. — У меня родилась новая идея. И я бы хотел схватить ее, пока она не ускользнула.

— Я бы тоже не прочь, — подумал Ломбард, свирепо глядя ему в затылок.

Продолжая нюхать горошек, незнакомец снова сел. Затем опять вскочил, всем своим видом демонстрируя отчаянное нетерпение.

— Она ускользает, — предупредил он. — Я теряю ее. Если только она ускользнет, мне придется вернуться к тому, что было раньше.

Напутствуемая этими ужасными предупреждениями, горничная убежала.

Ломбард проворчал себе под нос:

— Тебе давно уже пора вернуться к тому, что было.

Но так или иначе, это сработало. Горничная появилась вновь, поманила его нетерпеливым жестом, и он вошел. Ломбард нагнулся к цветку, который тот обронил, аккуратно поддел его носком туфли и раздраженно подбросил кверху — от этого будто бы стало немного легче.

Горничная приблизилась и доверительно нагнулась к нему, чтобы утишить его гнев:

— Она обязательно втиснет вас между ним и портным. С ним трудно ладить, знаете ли.

— О, я не знаю, — запротестовал Ломбард, слегка сгибая вытянутую ногу и пристально разглядывая ее.

Последовало долгое затишье. По крайней мере, относительное. Горничная появилась всего лишь один или два раза, и телефон зазвонил только один или два раза. Даже пулеметные очереди испанской речи теперь звучали с перерывами. Появился личный повар, который собирался уехать на первом же корабле, — в берете, шарфе и ворсистом пальто он казался еще более кругленьким, — но лишь попросил с оскорбленным видом:

— Выясните, она сегодня обедает дома? Я не могу выяснить сам, я с ней не разговариваю.

Соперник, опередивший Ломбарда, наконец показался в дверях, держа в руках свои инструменты, и вышел. При этом он не удержался, сделал небольшой крюк и похитил еще один цветок душистого горошка. Нога Ломбарда поползла к чаше, в которой стояли остальные цветы, словно он хотел подбросить их все сразу, но усилием воли он подавил этот порыв.

Горничная вновь возникла на пороге святая святых и возвестила:

— Сеньорита сейчас вас примет.

Попытавшись подняться, он обнаружил, что ноги стали ватными от долгого сидения. Он несколько раз притопнул, поправил галстук, поддернул манжеты и вошел.

Едва он успел окинуть взглядом фигуру, растянувшуюся на шезлонге в томной позе Клеопатры, как нечто пронеслось в воздухе, словно реактивный снаряд, прыгнуло на него и устроилось на плече, издав пронзительный скрип, напоминавший скрип железа по стеклу, из тех, которые то и дело доносились до него, пока он ждал снаружи. Ломбард вздрогнул от неожиданности. Что-то вроде длинной бархатистой змейки нежно обвило его шею.

Женщина в кресле смотрела с сияющей улыбкой, как любящая мамаша на расшалившегося отпрыска.

— Не пугайтесь, сеньор. Это мой маленький Биби.

Но такого человека, как Ломбард, лишь отчасти устроило то, что ему назвали кличку животного. Он попытался повернуть голову и разглядеть существо, но оно было слишком близко. Помня о цели своего визита, Ломбард сумел изобразить подобие добродушной улыбки.

— Я полагаться на Биби, — доверительно сообщила ему хозяйка. — Биби — это мой, как это сказать, комитет по встречам. Если Биби кого-то не любить, он убегать под диван, я быстро избавляться от такие люди. Если Биби понравиться, он прыгать им на шея, тогда все хорошо, они оставаться. — Она обезоруживающе пожала плечами. — Вы ему понравиться. Биби, пойди же с дядина шея, — слащаво уговаривала она.