Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

Они ее звали с собой, но она отказалась. Возможно, потому что знала, что, если останется одна, к ней снова придет это ощущение.

Ее не уговаривали. Никогда не уговаривали, не настаивали. Уважали как личность, размышляла она, и это одна из их приятных черт. Одна из многих.

— Ладно, может, в другой раз, — улыбнулась, уходя, мать.

— В следующий раз обязательно, — пообещала Патрис. — Они такие приятные люди.

Она побродила по комнатам, впитывая в себя это ощущение «принадлежности». Там тронула спинку стула, там попробовала на ощупь оконную штору.

Мое. Мой дом. Мой и моих родителей. Мой. Мой. Мой родной дом. Мое кресло. Моя штора. Сейчас я ее поправлю, пусть висит вот так. Глупость? Ребячество? Причуда? Несомненно. Но кто без ребячества, без причуд? Что без них за жизнь? И есть ли вообще без них жизнь?

Прошла в буфетную тетушки Джози, подняла крышку вазы с домашним печеньем, достала одно, откусила.

Она не была голодна. Всего пару часов назад они плотно поужинали. Но…

Мой дом. Мне это можно. Имею право. Это для меня, могу взять, когда захочу.

Закрыла крышку, стала гасить свет. Вдруг передумала, вернулась, взяла еще одно. Мой дом. Если хочу, могу взять два. Хорошо, пусть будет два.

По печенью в каждой руке, оба надкусаны, вышла из буфетной. Вообще-то это была пища не для тела, а для души.

Смахнув с пальцев крошки, решила наконец почитать. К ней пришло почти целебное по своей глубине ощущение полного покоя, умиротворенности и благополучия. Ощущение исцеления, превращения снова в одно целое. Будто исчезли остатки прежних страданий, прежнего раздвоения личности (а оно существовало в полном смысле этого слова). По этому поводу психиатр мог бы написать целый ученый труд — что побродить, как она, полчасика по дому, без страха, полностью отключившись от забот, куда эффективнее, чем то, что предлагает в клинике холодная наука. Люди есть люди, им нужна не наука, а крыша над головой, свой дом, который никто не мог бы у них отнять.

Самое подходящее, пожалуй, единственное время, когда можно спокойно почитать книжку. Можно отдать ей все внимание, на время уйти в ее мир.

В библиотеке она долго выбирала что-нибудь по вкусу. Перелистала несколько книг, пару раз начинала читать, пока не остановилась на книге, полностью удовлетворяющей ее вкус.

«Мария Антуанетта» Катарины Энтони.

Ей никогда не нравилась беллетристика. Что-то в ней вызывало смутную тревогу, возможно, воскрешало в памяти собственную жизненную драму. Нравились истории, которые были на самом деле. Происходили в действительности, но давно и далеко, с кем-то совсем другим, кого нельзя спутать с самим собой. В беллетристике невольно начинаешь сравнивать себя с героем или героиней. С человеком, существовавшим в действительности, себя не сравниваешь. Можно беспристрастно ему симпатизировать, и все. Всегда, от начала до конца, — это кто-то другой. Потому что он действительно был кем-то другим. (Можно бы назвать это тягой к эскападе, только ее случай был не таков. Другие стремились уйти от скучной действительности в вымышленный мир беллетристики. Она же убегала от своей личной драмы в реальный мир прошлого.)

Целый час, может быть больше, она, забыв о времени, была наедине с женщиной, ушедшей в мир иной полтораста лет назад.

Смутно, краешком сознания, уловила в тихой ночи визг тормозов.

«…Аксель Ферсен бешено гнал по ночным улицам». (Вернулись. Ладно, дочитаю главу.) «Спустя полчаса карета проехала в ворота Сен-Мартена…»

Во входной двери повернулся ключ. Дверь открылась и закрылась. Но внутри не раздалось тихих голосов вошедших. Ни звука, если о голосах. Сначала по полу у дверей, потом глуше по ковру в передней застучали твердые решительные шаги одной пары ног.

«…Чуть дальше они увидели у края дороги большой дорожный экипаж». (Нет, это не они, а Билл. Это он. Забыла, они не брали машину, Майклсоны живут за углом.) «…у края дороги большой дорожный экипаж…»

Шаги направились в заднюю часть дома. В буфетной тетушки Джози зажегся свет. Патрис не могла видеть его со своего места, но определила по щелчку выключателя. Она различала все выключатели. По направлению, по громкости щелчка. Когда долго живешь в доме, начинаешь различать такие вещи.

Услышала звук льющейся из крана воды, потом стук пустого стакана. Гулко отдалась снятая с вазы с печеньями тяжелая фарфоровая крышка. Она пролежала какое-то время, там не торопились вернуть ее на место.

«…у края дороги…». (Тетушку Джози хватит удар. Она всегда его бранит. Меня за то же самое никогда не бранит. Наверное, бранила его с детских пор, так и бранит по привычке.) «Выдающая себя за мадам Корфф особа и сопровождающие ее лица сели в экипаж…»

Наконец крышку поставили на место. Снова послышались шаги, раздались в передней. Резко оборвались, отступили назад, под их тяжестью заскрипел пол.

(Уронил кусок на пол, остановился поднять. Не хочет, чтобы увидела утром и догадалась о его проказах. Держу пари, он все еще побаивается тетушку Джози, как мальчишка.)

Но мысли Патрис не вращались вокруг него. Они все еще были прикованы к содержанию книги. Эти беглые комментарии исходили из периферии сознания, свободных участков мозга, не находясь в центре внимания.

На время Билл исчез из сферы ее внимания. Должно быть, уединился где-то доедать печенье. Скорее всего, уселся в кресле, привычно перекинув ноги через подлокотник.

Он знал, что старшие ушли к Майклсонам. Должно быть, думает, что и она ушла с ними, и он один в доме. Библиотека справа от лестницы, а он прошел в буфетную и вернулся через левый проход и может не знать, что она здесь. Свет от лампы под абажуром не выходил за пределы библиотеки.

Вдруг шаги раздались снова, на мгновение остановились. Снова застучали в передней, обошли лестницу и двинулись с этой стороны, направляясь прямо к комнате, где сидела Патрис.

Захваченная содержанием книги, она не отрывалась от ее страниц. Даже не подняла глаз.

Шаги дошли до двери. Потом резко оборвались. Видно, на какое-то мгновение он замер, глядя на нее. Потом вдруг неуклюже отступил назад, повернулся и пошел обратно.

Все это она отметила почти подсознательно, по крайней мере не понимая полностью. Оставило отпечаток, но до сознания еще не дошло.

(Почему, увидев меня, он повернулся и ушел?) «…И расположились на удобных подушках…» (Собирался войти сюда. Дошел до двери. Потом, увидев, что я здесь и, кажется, его не вижу, подался назад. Почему? В чем дело?)

«Ферсен взял в руки поводья…» (Не то чтобы он не хотел меня побеспокоить. Мы все одна семья и не так уж щепетильны по отношению друг к другу. Безо всяких заходим во все комнаты наверху, а тем более здесь, внизу, все общее. Он даже не поприветствовал. Когда понял, что я его не вижу, решил не привлекать моего внимания. Шагнул назад и уж только потом повернулся.)