Владимир Колычев - Девушка с белым лицом

Ее фотокопия действительно выглядела лучше, чем оригинал, — меньше естественности, больше подчеркнутости. А если еще студийную фотосессию провести…

— Ну как? — спросила Рита.

— Пока никак, — качнул головой я. — Промыть, проявить, закрепить, отпечатать.

На самом деле даже я не знал, не видел, как проявлялись и распечатывались фотографии с пленки, а современная молодежь и вовсе представления об этом не имела. И все же Рита меня умыла.

— Пленку просушить забыл, — насмешливо сказала она.

Я улыбнулся, вспомнив ее с книгой в обнимку. Читающий человек не может быть невеждой.

— Пойду просушу, — кивнул я, открывая дверь в свою комнату.

Рита потянулась за мной, я почувствовал ее пальцы на своей руке, остановился.

— Ты со мной? — спросил я.

— Мы не можем быть вместе. — Она вздохнула, как будто сожалела об этом.

— Почему?

— Ты сам все узнаешь, — поворачиваясь ко мне спиной, дрогнувшим голосом сказала она.

Я качнул головой, глядя, как Рита скрывается в своей комнате. Она бросила на меня прощальный взгляд, обреченно вздохнула и стремительно закрыла дверь, как будто отсекала прошлое от настоящего. Меня ждала какая-то страшная тайна, я чувствовал это на всех семи уровнях своего сознания, но за компьютер всё же сел.

Над головой — засиженный мухами потолок, лампочка мерцает, светить ей осталось совсем чуть-чуть. Над ночным кладбищем — мертвая тишина, покойники спят под своими крестами, их души фосфорными огоньками парят над могилами.

И лампочка должна умереть, и люди, которые выпивали под ней: неряшливый сторож с бородой, его дружок такой же заплеванной внешности, с обрезанным ухом. Лампочка перегорала, а выпивохи разливали по стаканам паленую, смертельно ядовитую водку. Осталось только выпить, и все…

Но шумно захлопнулась дверь в сторожку, корноухий встревоженно пожал плечами. Все это время дверь оставалась закрытой, как она могла с шумом захлопнуться? Сторож тронул собутыльника за плечо, поднял стакан — не стоит отвлекаться, забивать голову шарадами. Кладбище вокруг, у чертовщины здесь постоянная прописка. Но за окном громко-громко крикнул сыч, корноухий со страху подскочил, рванул прочь из сторожки. И застыл как вкопанный, увидев девушку в белом саване, которая шла к нему. Волосы распущены, руки раскинуты, глаза широко раскрыты, лицо иссиня-бледное, губы кроваво-красные. Корноухий охнул, схватился за сердце, осел на землю и лег на спину, откинув руку. А покойница продолжала свой путь, не замечая его. Она шла к воротам, в живой мир…

Такую вот картину быстрыми, жирными мазками создало мое взбудораженное воображение. А на мониторе высвечивалась реальная картинка — гранитный памятник с ангелом, гравированное изображение красивой девушки с нежной улыбкой и надпись: «Тихомирова Елена Романовна. 1983–2003 гг.». Фотографию с памятника выдала мне программа идентификации по внешности — в ответ на изображение Риты. Сходство практически стопроцентное. А история фотографии с памятника отражена в газетной заметке о происшествии на кладбище.

Это случилось в конце прошлого лета на одном из подмосковных кладбищ. Сначала сторож и его собутыльник увидели Тихомирову, а затем — ее разрытую могилу. Больше покойница на кладбище не возвращалась.

— Все там будем, — тихо сказала Рита.

И мягко коснулась меня рукой. Я дернулся, повернулся к ней, чувствуя, как отнимается плечо, которого коснулась ее рука. Я даже не заметил, как Рита подошла, настолько сильным было мое потрясение. А может, она появилась из ничего, телепортировалась, как это свойственно привидениям и прочим потусторонним явлениям.

— Это же не ты? — спросил я, кивком показывая на фотографию.

— Хочешь, чтобы я тебя успокоила? — усмехнулась она.

— Но ты же живая.

Я поднялся с кресла, повел рукой, хотел прикоснуться к Рите, но не хватило решимости. Я замер как обесточенный башенный кран.

— Ну и что ты остановился? — Рита смотрела на меня, не мигая.

Она взяла меня за руку, я дернулся, как тот самый кран, в электромотор которого попала шаровая молния. Но предохранители не сгорели, я остался в сознании.

— Теплая рука? — спросила она.

Я кивнул. И рука у Риты теплая, и сырым тленом от нее не пахло.

— Во мне все живое.

Она прильнула ко мне, плотно прижалась, и я снова испытал на себе пробивающую мощь ее ударной волны. Жаркая пульсация ее тела передалась мне, две страстные энергии слились в одну, голова перестала соображать, мыслительный процесс переместился куда-то вниз, но Рита вдруг отстранилась. И посмотрела на меня с иронией умудренного вечностью человека.

— Это твоя сестра! — Я кивнул на монитор, который никак не хотел гаснуть.

— Во мне все живое, — повторила Рита. Взгляд ее затуманился, затвердел. — Только душа мертвая.

— Сестра-близнец. — Я не хотел ей верить.

Рита повела бровью, предлагая мне опровергнуть самого себя. Я качнул головой, отказываясь уходить во тьму, но мысли сами бежали туда. Близнецы рождаются в один день, сестре Тихомировой было бы сейчас тридцать шесть, но Рита выглядела очень молодо, максимум на двадцать — столько лет было Лене Тихомировой, когда она погибла, утонула в реке.

Рита кивнула, гипнотически глядя на меня, она как будто соглашалась с моим опровержением. Холодный сумрак вливался в мою душу, я вдруг почувствовал себя воющим на луну волком.

— Элли тоже выглядит молодо, — сказал я.

Рита качнула головой. Одно дело выглядеть и совсем другое — быть молодой. Элли уже тронута увяданием, а Рита свежа, как утренний цветок на мокром от росы стебле. Даже смерть не властна над ней.

— Ты меня дурачишь, — сказал я, отмахиваясь от самого себя.

— Ты сам хотел узнать правду. — Рита вздохнула, как будто волновалась, но голос ее звучал ровно, без малейшего дрожания.

— Сначала ты была котенком…

— Котенка ты придумал сам, а это все — правда. — Рита повела рукой в сторону монитора.

— Лучше бы ты оставалась котенком.

Рита восприняла мои слова всерьез. Линия ее губ стала жестче, глаза увлажнились от подступающих слез.

— Меня утопили, как котенка, — сказала она.

— Утонула в реке, — поправил я.

Елена Тихомирова утонула, но где — в реке, в озере, в море — я не знал: не успел прочесть, а может, в заметке и не было таких подробностей. Но утонула и утопили — это несколько разные вещи, и мне захотелось поймать Риту на несоответствии, уличить в обмане. Рита разыграла меня, сейчас она признается в этом, и мы вместе посмеемся над ее удачной шуткой.

— Меня утопили в озере.

— Кто?

— Их было четверо…

— Я тебе верю, — кивнул я.

— Потому что все так и было.

— С тобой?

— Я устала… Я очень быстро устаю, — тускло, с чувством вины улыбнулась Рита.