Патрик Квентин - Человек в западне [сборник]

Он заметил меня, быстро поднялся, улыбаясь, и отбросил со лба волосы. Сходство исчезло. Улыбка и наклон головы – это Фелиция. И коричневые загадочные глаза.

– Леора хотела преградить мне дорогу в спальню, как ангел с пылающим мечом, – шутливо сказал он. – Но я думаю, ты не рассердишься, что я сюда вошел.

Мы стояли рядом, чувствуя какую-то неловкость. И вдруг одновременно протянули друг другу руки. Раньше с нами такого не случалось. Однако это рукопожатие не разрядило атмосферу. Стараясь сгладить неловкость, я задал ему пару банальных вопросов, он отвечал вежливо, но сдержанно, как бы давая понять, что пришел не ради примирения. Сказал только, что квартира у него маленькая, но ему нравится, что он встречается с интересными людьми и что его повесть подходит к концу.

Билл собирался стать писателем. Недолгая учеба в Колумбийском университете разочаровала его. Он решил, что университет – пустая трата времени, существование такое же выхолощенное, как моя жизнь и все то, что находится в сфере моего влияния. Он, Билл, найдет себя только в том случае, если отрешится от семьи и станет жить самостоятельно. Я ни минуты не верил в его писательский талант, в его литературные порывы. Это попросту была еще одна попытка уйти от себя, от того душевного смятения, в которое повергла его смерть матери. От его детских аргументов я уставал, как от зубной боли. И тогда в его глазах появлялось хорошо мне знакомое выражение презрения, смешанного с сожалением: ты довел мою мать, теперь хочешь довести меня. И это наглухо закрывало мне рот. Так он выиграл свою независимость, квартиру и те пятьдесят долларов в неделю, что так уязвляли Леору.

А сейчас, в моей спальне, он говорил о своей жизни. Мы были слишком близки и слишком отчуждены, и я не мог спросить прямо о причине его посещения. А поэтому полностью предоставил ему инициативу. Он начал говорить о своих новых приятелях, потом, более конкретно, о девушке.

– Она очень способная. Просто талант. Ее зовут Сильвия Ример. У нее есть большая повесть в стихах, ее читал Ронни, даже хотел издать. Несколько ее стихотворений печатало «Литературное Ревю». Она замечательная, никогда в жизни, я не встречал такого необыкновенного человека.

Я слушал и уныло думал: он влюбился в какую-то девчонку из богемы и, должно быть, хочет жениться. Сильвия Ример… Я смутно припоминал бесконечно длинное творение, которое валялось в издательстве несколько лет назад. Я стиснул зубы. Ну нет, на этот раз я не уступлю.

Билл избегал встречаться со мной взглядом. Наконец он все же поднял голову и посмотрел на меня.

– Вот по этому делу я и пришел, папа. Выслушай меня. Это самое важное из всего, о чем я тебя когда-либо просил. И прошу не отказывать мне. Сильвия получила стипендию и уезжает в Рим.

– Да?

– Через два месяца. На год. Разреши мне тоже поехать. Я не потребую от тебя много денег, только дорога. Я рассчитываю на товарно-пассажирский пароход. Это всего долларов двести, не больше. Папа, если бы ты знал, что для меня значит эта поездка…

Его заблестевшие глаза растрогали меня до глубины души. Он продолжал с увлечением, очевидно, повторяя слова Сильвии. Его восторг был искренним. Рим – единственная столица мира, туда съезжается вся богема. Он должен там побывать, если хочет стать настоящим писателем. И Сильвия тоже так считает…

Я растерялся. В конце концов, лучше это, чем женитьба. Что же делать? Опять идти у него на поводу? Разве любовь и страх потерять его не толкнули меня уже достаточно далеко? Не лучше ли сказать ему о том, о чем я даже не осмеливался думать: что внезапная и необъяснимая смерть матери повлияла на его психику и сейчас ему требуется помощь психиатра.

– Папа, ты разрешишь? Я знаю, что был плохим сыном… Все так перепуталось, мы спорили…

Раздался стук в дверь и в комнату вошла Леора с телеграммой в руках.

«Прилетаю сегодня с женой и кучей ее родных. Встречайте овациями, криками радости и барабаном. Целую. Ронни».

Эта новость оглушила меня. Ронни, убежденный холостяк, женился! И так неожиданно… В первый момент я позабыл и о Билле, и о его проблемах. Но уже через минуту я опустил телеграмму и посмотрел на сына.

– Извини, Билл. Это Ронни. Можешь представить, он женился! Через несколько часов он прилетает, я должен его встретить.

Это была самая большая ошибка, которую я только мог допустить, зная почти болезненную антипатию Билла к Ронни. Билл выпрямился. Его лицо, всегда приветливое и искреннее, вдруг вспыхнуло гневом.

– Ронни! – воскликнул он. – Боже мой! Я прихожу к тебе с очень важным делом, а ты только и можешь думать, что о своем великом Ронни! Ты готов по первому его зову мчаться куда угодно, хоть на край света!

– Ронни приезжает, – ответил я. – Что же по-твоему я должен делать?

– По-моему? Думаю, что тебе виднее. Так что же а моим Римом? Ради Бога, неужели ты не можешь сразу решить?

– Черт возьми! Что я по-твоему такое? Автомат, чтобы выбрасывать доллары, когда тебе в голову влезет какая-нибудь дурацкая идея? Как я могу с наскоку решать твои проблемы?

Он обидчиво вытянул нижнюю губу.

– Так сколько времени тебе потребуется?

– Не знаю…

– Но Сильвия хочет знать. Сильвия…

– Сильвия должна будет подождать. Заодно напишет еще несколько стихотворений в «Литературное Ревю».

И вдруг мне стало стыдно. Снова вернулось теплое чувство к сыну. Я положил руку ему на плечо. Он вздрогнул, но не отстранился.

– Прости, – сказал я. – Нет смысла доводить друг друга до бешенства. Я подумаю серьезно и сообщу через пару дней. Оставь мне твой телефон, и я позвоню. Договорились?

Он пристально посмотрел на меня, потом подошел к столу, взял лист бумаги и большими цифрами написал номер телефона.

– Пожалуйста. Позвони, если соизволишь быть в лучшем настроении. А теперь передавай привет своему любимому другу Ронни – Гитлеру, Наполеону, Казанове, Шелдону.

Он проскользнул мимо меня, быстро вышел и захлопнул дверь.

По дороге в аэропорт я старался не думать о Билле. Впрочем, известие о женитьбе Ронни постепенно отвлекло от мыслей о сыне. Сам факт, что он женился тайно и так скоропалительно, уязвил мое самолюбие и посеял какое-то беспокойство. Прекрасно зная Ронни уже двадцать лет, я никогда не видел его даже на полдороге к алтарю. Десятки женщин, зарившихся на миллионы Шелдонов, ставили ему всевозможные ловушки, но Ронни с никогда не изменяющим ему чувством самосохранения умел избегнуть опасности и всегда возвращался к своему несколько странному, почти монашескому, уединению.

Я попытался представить себе миссис Шелдон и потерпел полное фиаско.

Когда я приехал в аэропорт, самолет уже приземлился, но пассажиры еще толпились в таможенном зале. Среди встречающих я разглядел бледное лицо Анни Шелдон, старшей сестры Ронни. Всю свою жизнь Анни посвятила брату, помогала ему в делах, вела его хозяйство. Она была некрасива, одевалась очень дорого, но довольно нелепо, в общем, являлась полной противоположностью своему блистательному брату. Я знал Анни много лет, но никогда особо ею не интересовался, хотя Фелиция дружила с ней, и Анни очень тяжело переживала ее гибель. Когда-то у Анни был жених, – который умер перед, самой свадьбой, осталась только потускневшая карточка в стиле Рудольфа Валентино на столике у ее кровати. Для нас она была просто Анни, добрая старая Анни, обожающая Ронни и добросовестно, хотя и немного беспомощно, хозяйничающая на приемах, которые устраивал ее брат.