Николай Псурцев - Несколько способов не умереть

А затем Валентин стал говорить про себя, что ему сорок лет, что время идет, но ничего, он еще покажет, засядет и разработает тему так, что академики ахнут, что просто дела отвлекают, бытовая текучка на работе, да и походы тоже хотя и помогают, но время все-таки крадут. Валентин порозовел, глаза его возбужденно блестели, и каждую фразу он заканчивал ударом кулака по столу. А Глотов поддакивал ему искренне, потому что верил, что Валентин обязательно засядет и напишет такую диссертацию, что все ахнут. А Валентин говорил уже про то, какой его работа даст экономический эффект, о том, какой она сделает переворот, шум и бум…

— Хватит! — Голос Марины прозвучал тихо и властно.

А Валентин вскинул на нее глаза, и смутился, и замешкался. Суетливыми движениями закрыл альбом, отложил его на диван. А Глотов удивился: чего это она так его обрывает, и чего, интересно, он испугался?

— Положи скатерть на стол, — уже мягче сказала Марина и, улыбнувшись, кивнула Валентину.

Глотов чувствовал себя как в раю, ему было хорошо, как никогда, и казалось, что этих людей он знает тысячу лет и всю эту тысячу лет преданно и бескорыстно их любит, и сказали бы ему сейчас: умри за них — и он умер бы, не раздумывая.

Обед был вкусный и разнообразный, и Глотову очень хотелось есть, но он старался есть мало, чтобы не подумали, что он невоспитанный или из голодного края, он сидел прямо, как аристократы в кино, и старательно манипулировал ножом и вилкой.

Потом Валентин попросил сына показать Глотову, какие у него врожденные математические способности. Глотов называл астрономические цифры, а Сережа их складывал, делил, множил и даже извлекал корень, Глотов смеялся и восторженно повторял: «Ух ты!»

После обеда Валентин и Сережа, извинившись, ушли в комнату, на пять минут, как они сказали. Глотов и Марина остались одни. Глотов хотел курить, но спросить позволения не решался. Марина некоторое время внимательно смотрела на него, а потом неожиданно спросила:

— Вы из деревни, Володя?

Глотов кивнул.

— Давно?

— Шесть лет.

Марина покачала головой, расправила скомкавшуюся на углу скатерть:

— Мой муж тоже был деревенский.

Глотов удивленно посмотрел на дверь.

— Нет, нет, не Валентин, — она слабо улыбнулась. — Мой первый муж. Он погиб. В автокатастрофе. Он был шофером. Толей его звали. Вы очень похожи на него, Володя. Я как увидела вас, лежащего, так чуть плохо не стадо, так похожи. Мы пять лет всего прожили. Я вышла за него в девятнадцать. Он был очень хороший и добрый, и искренний, и сострадательный. Я с ним на практике познакомилась, в Смоленской области. Вы очень похожи, — она как-то странно посмотрела на Глотова, он страшно смутился и опустил глаза. — Он очень был неспокойный, все чего-то искал, за всех и за все переживал, мучился. И все домой рвался, меня изводил. А я же не могу там, я же горожанка, — она мягко свела губы и спросила после паузы. — И мне кажется, вы тоже такой же, да?

Глотов ничего не ответил и, в свою очередь, стал разглаживать скатерть. Откуда он знает, какой он? Разве задумывался когда-нибудь над этим — жил и жил себе без затей.

— …Я шесть лет потом не могла ни с одним мужчиной встречаться. А потом стало страшно, я ведь совсем одна, родители умерли давно. Стало страшно одной, и когда Валя предложил пойти замуж, я сразу согласилась…

— Он хороший, — наконец сказал Глотов только для того, чтобы что-нибудь сказать, а не сидеть тупым чурбаном.

— Хороший, — согласилась Марина. — И мы с ним ладим. Только ладим, и все.

— А чего еще надо? — удивился Глотов. — Чтоб мирно было и тихо. И дети чтоб были… Квартира у вас есть, и мебель, — он нахмурился, каким-то вторым слоем сознания сообразив, что говорит что-то не то.

— Да, да, конечно, — опять согласилась Марина. — Все есть, все есть… И спокойствие есть, очень много спокойствия, чрезмерно много. Вокруг Валентина спокойствие и пустота, и он заполняет эту пустоту походами, нелепыми прожектами и другой чепухой.

Глотов никак не мог взять в толк, почему она говорит все это с почти нескрываемой горечью, ведь дружная, нормальная у них семья, все как у людей — и квартира, и достаток, и ребенок, такой умный и такой воспитанный, и относятся Марина и Валентин друг к другу с уважением, это сразу видно (Глотов считал, что глаз у него наметанный, разные семьи он видывал). Наверное, все бы хотели так жить?

— А вообще, все у нас замечательно! — Марина словно подслушала мысли Глотова. Она улыбнулась весело и широко, выпрямилась на стуле, запустила пальцы в густые черные волосы, откинула пряди назад. — Все отлично, все чудесно! Все у нас тихо и гладко. Мы образцовая семья.

— Ну вот, конечно, — Глотов обрадовался, что теперь все ему понятно и именно так он все и увидел в этом доме. — Очень хорошая у вас семья, можно позавидовать.

Марина только покачала головой, поднялась и начала собирать посуду со стола. А Глотов опять заметил, что глаза у нее стали совсем безрадостными. Почему?

Не его это дело, конечно, но все-таки почему? Значит, чего-то не хватает? Может быть, денег? Любви? Но любовь-то, наверное, есть, раз живут вместе и не скандалят, не злобятся, ладят. Когда ладят, это и есть любовь…

— Вы женаты? — спросила Марина.

— Да, — ответил Глотов. — И дети есть. Двое.

— И все у вас хорошо?

Глотов дернул болезненно щекой и, испугавшись, что Марина это углядела, стал тереть щеку пальцами, будто она зачесалась. Марина едва заметно усмехнулась краешком губ и попросила:

— Помогите мне.

Когда они вернулись в комнату, Валентин и Сережа с довольными, раскрасневшимися лицами уже сидели на диване.

За спинами они что-то прятали.

— Ну, мать, теперь гляди, — торжественно произнес Валентин и вытащил из-за спины грузовичок размером с коробку из-под обуви.

— Ну и что? — с нарочитой усмсшливостью подначила Марина.

— А вот что, — не сдержавшись, выкрикнул воспитанный Сережа.

Он схватил машину, что-то покрутил сбоку, поставил ее на пол, и автомобильчик побежал по паркету, рокоча и металлически позвякивая. Валентин и Сережа завизжали от восторга и бросились вслед за машинкой, чтобы остановить ее, а то ударится, не дай бог, обо что-то и поломается.

— Мы ей мини-моторчик приделали, — сказал Сережа, подняв машинку высоко над головой. — Полгода с папой работали. Это подарок Саньке.

— Санька, наш младший, он сейчас за городом, с садом, — объяснила Марина Глотову, а потом она зацокала восторженно языком, закачала одобрительно головой и похвалила: — Молодцы, ну молодцы, вот Санька обрадуется.

Мальчик снова поставил машину на пол, она шустро покатила в прихожую, а Сережа и Валентин опять бросились за ней, хохоча.

Марина смотрела им вслед и пощипывала пальцами нижнюю губу.