Андрей Воронин - Слепой. Человек в черном

В последние дни Дениса Чубукова, известного некогда среди люберецкой братвы под кличкой Чуб, то и дело бросало в сладкую дрожь от одной мысли о том, что он вот-вот станет полноправным хозяином шикарного особняка на Рублевке.

Всю кинжальную остроту этих столь ожидаемых им жизненных перемен могли ощутить разве что те самые приснопамятные Люберцы, которые начинали «качаться» с Чубом в душном школьном подвале. У Чуба, которому в лихие девяностые, когда он взялся за «железо», не было и шестнадцати, тогда действительно была густая темно-русая шевелюра. Там, в тесном подвале, качая мышцы, он поклялся себе, что во что бы то ни стало выберется, вырвется из люберецкого болота и построит, чего бы это ему ни стоило, для себя и своей маленькой сестрички Милы настоящую жизнь. Не такую, как у родителей. Нравится им пить бражку с пивом и заниматься мордобоем — пусть себе прозябают, но это не для него. Там, в Люберцах, для него и таких же, как он, обездоленных, вечно голодных, но упрямых, настойчивых и отчаянно смелых, рисковых пацанов стали находиться дела, за которые первые постсоветские трусливые и жадные толстосумы готовы были платить и платили неплохие бабки.

Правда, когда Чуб наконец расплатился с долгами, отъелся, приоделся, купил приличную тачку, снял в Москве квартиру и собрался уже было поделиться добычей и с сестрой, и даже с предками, родители как-то уж очень быстро один за другим умерли, а сестра пропала без вести где-то в Европе, куда отправилась на заработки. И от густой шевелюры у Чуба осталось одно воспоминание да еще прилипшая к нему намертво кликуха. К двадцати пяти годам Чуб уже совсем облысел. То ли сказались непомерные нагрузки в «качалке», то ли служба в армии на некоем жутко секретном объекте, то ли витамины и добавки, которыми он себя до последнего времени пичкал, чтобы нарастить, как говорится, мышцу. Но отсутствие волос Чуба нисколько не смущало. Девчонки на него в буквальном смысле слова вешались. А одна дамочка, как она сама про себя говорила, «бальзаковского возраста», целуя его в абсолютно гладкую черепушку, всегда с придыханием постанывала и шептала: «Лысый мужчина — это так сексуально…»

Родителей и особенно сестру, конечно, было жалко. Но работа, которой Чубу вместе с другими люберецкими пацанами приходилось заниматься, была хоть и не пыльной, но зато больной (ударение на первом слоге), а иногда и кровавой. Так что ему было не до сантиментов.

Чуб хорошо усвоил, что за просто так никто денег не платит и тут еще и смотри, чтобы даже хорошие знакомые, те, что из бывших люберцев, не надули. В свои без малого тридцать Чуб, видный подтянутый мужчина со стальным блеском в глазах, умел поставить себя так, что за всякую качественно выполненную работу ему платили (а иногда и переплачивали) точно и в срок. Чуб, надо сказать, к тому же умел быть деликатным, знал, где промолчать, а где и вообще забыть о том, кому и в чем помог.

Так бы он и жил, занимаясь то тем, то этим, но вдруг ни с того ни с сего ему по-настоящему начало фартить.

Сначала один из его знакомых, Васька-качок, из бизнес-шестерок, которые ошиваются возле солидных людей в поисках конфиденциальных разовых поручений, вдруг предложил ему работу водителя у одной из рублевских бизнесвумен. Оплату посулил — выше некуда.

Правда, и служба, была, как говорится, три в одном: водитель, охранник (за это должна была платить хозяйка) и то, что было важно некоему солидному человеку-заказчику, — соглядатай-доносчик.

— Сам понимаешь, брат, бизнес — мужское дело. А тут этих баб поналезло — не продохнуть. Ну, мужикам, ясное дело, нужно держать каждый их шаг под контролем, — объяснил Васька-качок. — Если их без контроля оставить, таких дров наломают!

Чуб, который привык относиться к женщинам пренебрежительно, только хмыкнул:

— Ну, что и при бабках любая баба — дура, это ясно. А эта хоть с виду ничего, не жаба? Или ни кожи ни рожи?

Чуб был как раз на мели. Марать руки уголовщиной ему не хотелось, а легальной работы лучшей, чем эта, было попросту не найти. Поэтому внешними данными хозяйки он поинтересовался так, ради красного словца.

— Ну, так как эта твоя баба, не жаба? — повторил он свой вопрос.

— Ага, — хохотнул Васька-качок, — с теми деньжищами, которые к ней после гибели мужа перешли, и жабу в прекрасную царевну превратить можно. Где ты видел бизнесвумен без кожи и рожи?

— Кто — я? Я-то как раз на таких вдоволь насмотрелся…

— И где это, интересно?

— Где-где… В клинике пластической хирургии, — ответил Чуб.

— И что ты там делал? — искренне удивился Васька-качок.

— Что-что… работал я там, охранником.

— Охранником?

— А что ты удивляешься? Там же не то что тысячи, миллионы долларов крутятся!

— Да… Ну и как там эти тетки без кожи и рожи? — усмехнулся Васька-качок.

— Противно… Я теперь как услышу, что такая-то краля пластику сделала, меня в дрожь бросает…

— Ну прям! В дрожь… Не гони! — не поверил Васька-качок. — Ты ж еще малолеткой столько кровищи перевидел, а тут тебя от одной лишь мысли о вумен в повязках трясти начинает?!

— Ты мне про эту бабу, к которой меня пристроить хочешь, расскажи… — прервал его Чуб.

Васек-качок только сладенько так улыбнулся:

— За хозяйку свою не боись! Ты ей никогда ее лет не дашь. Глядишь, еще и приударишь за ней… Только грани не переступай…

Знал бы Васек, как все дальше сложится!

Да, Чуб и сейчас аккуратно информировал того, кого следовало, обо всех движениях вумен. Как он считал, для ее же безопасности, для того, чтобы без чуткого мужского руководства не наделала глупостей. А что касается грани… Грань он давно по обоюдному согласию переступил. Из водителя и охранника он превратился для госпожи Закревской в друга, очень близкого друга, не просто любовника, а, можно сказать, жениха.

Все складывалось бы просто замечательно, если бы не одно но… Этим «Но» с большой буквы был ее сын Вадик, который переживал подростковый возраст. Переживал так, что мама не горюй!

Ладно, не хочет учиться, так ведь еще и увлекся паркуром. Сколько раз Чуб отвозил Вадика в платную гимназию в Барвихе, а тот на попутках добирался в столицу и гонял там по крышам. К последнему уроку он вновь появлялся в классе. Учителям заявлял, что ему было плохо, что он потерял сознание или просидел несколько часов в туалете. Правду все узнали только, когда он однажды изрядно покалечился и Чубу вместе с Закревской пришлось забирать его из больницы.

Но главная проблема была не в отсутствии у упрямого подростка тяги к знаниям и не в его прыжках с крыши на крышу, главное было в том, что Вадик и близко не подпускал ухажеров к своей матери, считая, что всех таких воздыхателей притягивают к ней исключительно денежки. И в общем-то, был прав. Хотя, правду сказать, Закревская в свои сорок с хвостиком выглядела просто великолепно. И фигурка стройная, и личико милое, да и темпераментом ее Бог не обидел. Ею можно было увлечься и даже более того. И Чуб, начав с ней играть в любовь, так втянулся, что остановиться уже не мог, да и не хотел.