Андрей Воронин - Слепой. Теория лжи

Макса это сообщение окончательно вывело из себя. Он встал и прошелся из угла в угол по номеру.

Да, у них тогда, в девяностые, остался изрядный запас этих промышленных упаковок для автомата, который загоняет туда таблетки. Сейчас наверняка уже существуют новые упаковки, но кто-то использует те, старые. Неужели до сих пор органы не обнаружили их цех и кто-то посторонний пользуется не только их упаковкой, но и их оборудованием? Анализируя ситуацию, Макс снова и снова возвращался к той самой мысли, которая первой промелькнула у него в голове еще в Америке, — это Вован. Использовать по назначению оставшееся в подмосковном цеху оборудование мог только кто-то из них троих. Он, Макс, был в Штатах, Федор — на зоне. Значит, только Вован. А это самое опасное. Да, у Вована были родители-дипломаты, новые фильмы и музыка, у него еще в далекие восьмидесятые были виски с содовой и соленые орешки. Но мозгов у Вована всегда не хватало. То есть мозги у него были, но настроены они были на совсем другое. Если бы не Вован, их судьба сложилась бы совсем по-другому. Феде не пришлось бы париться на нарах, ему — менять фамилию и уезжать за границу. Но и что такое большие, огромные деньги, они бы тоже не знали. Как-то Вован, который тогда только что получил водительские права, повез их за город на новом отцовском «мерсе». Тогда этот белый «мерс» для них с Федей, детей отнюдь не богатых родителей, был чем-то вроде Марса. А Вован свернул на какую-то проселочную дорогу и затормозил у высокого забора, на воротах которого красовалась суровая надпись: «Осторожно, ядохимикаты! Посторонним вход запрещен!» Однако Вован как ни в чем не бывало отпер висевший на воротах замок и въехал на территорию. Они с Федей остались стоять у ворот.

— Да чего вы, ребята! — рассмеялся Вован. — Это я сам, чтобы пацаны не лазили, повесил. Здесь раньше и правда какое-то химическое предприятие было. Не то лекарства выпускали, не то экспериментировали над чем-то. А теперь это все мое!

Они с Федей вошли в ворота и увидели два довольно просторных не то цеха, не то ангара и небольшой домик-сторожку.

Оказалось, что отцу Вована по дешевке продал эту обнесенную забором землю вместе с расположенными здесь строениями какой-то новый русский, который, собираясь осесть в одной из европейских стран, распродавал свою российскую недвижимость. А отец подарил ее Вовану на день рождения.

— Батя мне сказал: «Ты же химик? Вот и химичь! Или дом строй», — похвастался Вован. — Ну я и решил, что сначала похимичу, а потом на заработанные деньги можно и дом построить.

Федя первым пошел осматривать территорию и помещения. И, оценив имеющуюся аппаратуру и химикаты, причмокнул языком:

— Да, здесь можно было бы похимичить!

Вован, казалось, только этого и ждал. Он тут же по-деловому предложил:

— Мужики, так, может, применим свои знания на благо обществу?

Как Макс ни старался, он не мог себе объяснить, почему тогда они так легко повелись и согласились выпускать экстази. В то время это был новый для России наркотик. Заказчик, немолодой подтянутый высокий мужчина, говоривший с легким прибалтийским акцентом, которого привел Вован, долго объяснял, как страшна участь молодежи, которая употребляет опаснейшую дурь. А здесь, если тщательно соблюдать условия синтеза, если аккуратно проводить очистку всех полупродуктов, в итоге получатся легкие веселящие, поднимающие настроение пилюльки.

— Я сам химик и врач, долгое время работал за границей, — хвастался он. — Я мог бы организовать производство экстази где-нибудь в Прибалтике. Но здесь Москва — рынок сбыта рядом. Значит, и доход выше. Владимир сказал, что вы первоклассные химики-синтетики. Но если вы не согласитесь, я буду искать других исполнителей.

— Нет-нет, мы попробуем, — согласился Федор, — если, конечно, у нас получится.

— Думаю, получится, — кивнул Вован.

Макс прекрасно знал, что Федора во всем том деле интересовали не столько деньги (точнее, не только деньги), сколько возможность поэкспериментировать. Федор был действительно химиком от Бога.

И им удалось тогда поставить на рынок таблетки — колеса, как их называла молодежь, которые по качеству не уступали зарубежным аналогам.

Упаковкой, сбытом занимался Вован. Он же и привозил деньги — такие, каких они сроду не видели. Они смогли купить себе по квартире, помогали родителям, которые жили с младшим братом. Все шло как по маслу. У Вована, как он говорил, все было схвачено. С кем он и его заказчик не поделились, почему вдруг над ними нависла тогда туча? Единственное, о чем попросил Федор, — это чтобы законсервировали их цех.

— Не волнуйся, — уверил его Вован, — это моя частная собственность. Сейчас им главное — посадить кого-то. А потом мы опять развернемся…

— Наркотиками мы больше заниматься не будем, — решительно заявил тогда Федор. — Мы будем выпускать лекарства.

Вован тут же затихарился. Макса Федор сам отправил за границу.

Вован обещал Федору досрочное освобождение, но тот все еще сидел. До его освобождения оставалось всего несколько месяцев, но Макс хотел бы съездить к нему, встретиться с ним теперь, посоветоваться, узнать, какие у Федора планы и решить, как поступить с Вованом, который, похоже, нарушил договоренность.

Макс и не заметил, как уснул, поэтому спустился в ресторан позже назначенного срока, когда Смит уже ждал его за одним из столиков, на котором стояли дорогой коньяк, тонко нарезанные лимоны и сырное ассорти.

— За встречу! — поднял рюмку с коньяком Смит. — Неожиданную и такую нужную. Макс, вы даже не представляете себе, как кстати я вас встретил.

— Кстати? — удивился Макс. — Мне показалось, что вы предпочли бы меня не заметить…

— О нет, нет… — на все свои тридцать два искусственных зуба заулыбался Смит.

С самого первого дня пребывания в Штатах Макс то и дело ловил себя на том, что его жутко раздражают фальшивые улыбки американцев. Когда-то в юности он, глядя на лучистые улыбки голливудских звезд, думал, что их зубы так светятся благодаря жевательной резинке. И, поступая на химфак, он, никому не говоря об этом, имел-таки тайный план создать свою собственную жевательную резинку, которая бы оздоравливала десны и делала улыбку ослепительно белой. И только пожив в Штатах, он понял, что лучистость улыбок американцев процентов на девяносто обеспечивают искусственные вставные зубы. А что касается напечатанных в журналах портретов, то там белозубую красоту творят не жвачка и даже не дантисты, а компьютер, запрограммированный соответствующим образом.

— О нет, нет, — все так же фальшиво улыбаясь, повторил Смит. — Тогда я был просто слишком напряжен, я очень волновался. А теперь, когда наконец мои препараты прибыли, я могу предложить вам сотрудничество.