Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

— Черный «мерин», — сказал тот. — Позавчера, в первой половине дня… Не видали?

— Нет, — твердо, с уверенностью произнес Мальков, возвращая собеседнику листок, под которым благодаря приобретенным лейтенантом за годы службы навыкам уже не осталось ничего, что напоминало бы деньги.

— Не видали, — авторитетно подтвердил Романов и, подумав, добавил: — Мы как раз в это время — позавчера, в первой половине дня, — на этом участке дежурили. Может, конечно, он мимо нас и проезжал, но разве всех упомнишь? Правила, наверное, не нарушал, прямо как ты, вот внимания и не обратили.

— Правила, — пренебрежительно хмыкнул водитель. — Закон по мелочам нарушать — последнее дело, глупость несусветная. Если уж рисковать, так за приличный куш. Это как с картами: зачем играть по маленькой, если это все равно противозаконно? Я так понимаю: или ставки без ограничений, или вообще за стол не садись.

— Это точно, — вздохнул Романов, старательно избегавший участия в азартных играх по той простой причине, что, начав играть, уже не мог остановиться. Так и играл, пока его, пьяного до безобразия, сыплющего нечленораздельными матерными угрозами, расхлюстанного и без гроша в кармане, не выкидывали вон из заведения. — А что, этот твой пропавший тоже любил играть без ограничения ставок?

— Серьезный мужик, — подтвердил водитель. — А насчет деталей — это не ко мне. Я же говорю, мое дело телячье. Да я его и видел-то всего пару раз, когда они с шефом в кабаке керосинили, сделку обмывали… М-да, дело швах… Где ж его искать-то, черта нерусского? А скажите, мужики, как тут у вас с братвой — не шалят?

Отрицать очевидное было бесполезно, поскольку информация о случаях разбоя в этом районе неоднократно всплывала не только в оперативных сводках, но и в репортажах Центрального телевидения.

— Пошаливают, — сдержанно признал Мальков, отдавая водителю документы. Это действие содержало в себе весьма прозрачный намек, но водитель не торопился оставить напарников наедине. Прогнать его лейтенант не мог: москвич был в своем праве. Он заплатил деньги, а они с Романовым эти деньги взяли и теперь были просто обязаны создать хотя бы видимость столь щедро оплаченного участия и желания помочь, дабы не уподобиться обыкновенным грабителям. У них был свой кодекс чести — очень своеобразный, но все-таки был, — и они блюли его по мере возможности, хотя порой это бывало чертовски трудно.

— Шалят, не без того, — поддакнул прапорщик. — Одних накроем, глядишь, через неделю уже другие объявились. А что ты хочешь — провинция! Колхозы развалились, фабрики стоят, а которые работают, на тех вместо людей автоматические линии. А народу куда деваться? Брюху-то не объяснишь — капитализм, мол, кризис, коррупция… Оно жрать требует, и не раз в месяц, а по три раза на день! Вот пацаны в стаи-то и сбиваются — кто с ножом, кто с обрезом, а кто и просто с куском арматуры… Эх, довели народ, начальнички!..

— Так, может, братва его прижмурила? — спросил москвич, кивая на фотографию кавказца, которую все еще держал в руке Романов.

Прапорщик, спохватившись, вернул ему снимок, а лейтенант, напустив на себя авторитетный вид серьезного, преданного своему делу профессионала, задумчиво изрек:

— Вряд ли. В сводках ничего такого не было. Во всяком случае, не в нашем районе.

— Тебе ближе к Москве надо искать, — поддержал его Романов. — Там этих отморозков как собак нерезаных. А у нас места тихие…

— Дело ясное, что дело темное, — заставив расслабившегося было лейтенанта снова насторожиться, изрек москвич. — Ладно, поищу в другом месте. Спасибо, мужики.

Несмотря на разницу в возрасте, звании, характере и взглядах на жизнь, напарники в данный момент испытывали общее, одно на двоих желание: чтобы этот тип побыстрее сел за руль и убыл к месту постоянной регистрации со всей скоростью, на которую только способен его «бентли». Желание это было настолько сильным, что даже Романов промолчал, не выдав ни одного из многочисленных афоризмов, суть которых сводится к тому, что слово «спасибо» — просто пустой звук, не имеющий никакой осязаемой материальной ценности: из спасибо шубу не сошьешь, спасибо на хлеб не намажешь, спасибо не булькает, не шуршит…

— Не за что, — оставив все эти перлы народной мудрости при себе, задушевным тоном сказал прапорщик.

— Счастливого пути, — не менее задушевно добавил лейтенант.

— Минутку, — заставив Малькова вздрогнуть, остановил этот дуэт идеальных гаишников водитель «бентли». — Еще один вопрос.

— Нам, вообще-то, работать надо, — уже не так приветливо проворчал Романов.

Мальков промолчал, почти уверенный, что под нос ему сейчас сунут удостоверение сотрудника МУРа, следственного комитета, а то, чего доброго, и ФСБ.

— Да бросьте, что вам, жалко? — сказал москвич. — Вопрос-то пустяковый! Я же сразу сказал, что их будет два. Итак, вопрос второй: где тут у вас можно червячка заморить? С шести утра за рулем, маковой росинки во рту не было. Коня бы целиком сожрал, честное слово!

— А, — с видимым облегчением сказал прапорщик, — так это не вопрос. Езжай прямо, километров через десять будет мотель — «Медвежий угол» называется. Там и кормят прилично, и все такое прочее…

Через минуту о присутствии шикарного автомобиля и его подозрительного водителя напоминали только вдавившиеся в гравийно-песчаную смесь обочины следы широких, с диагональным рисунком протектора, колес. Лейтенант Мальков озадаченно почесал затылок, не зная, как начать трудный разговор.

— Башка трещит, — хмуро пожаловался Романов. — Кум, сволочь, никакого удержу не знает, все ему мало… Чего делать-то будем? — спросил он безо всякого перехода.

Вопрос был не риторический. Позавчера, когда у них на глазах и при их непосредственном участии люди в масках захватили и увезли в направлении Москвы усатого кавказца с фотографии и его охрану, у лейтенанта сложилось впечатление, что они с напарником стали свидетелями какой-то операции спецслужб. Конечно, служебных удостоверений им никто не предъявлял, но и денег за участие в данном мероприятии они не получили. Последнее свидетельствовало о сугубо официальном, государственном характере имевших место событий: бандиты либо убирают свидетелей, либо платят им за молчание, а государство считает, что с человека в форме хватит и зарплаты — он ведь присягу давал, какие еще гонорары?! Да и ход упомянутых событий автоматически вызывал в уме вполне определенные ассоциации: спецназ, мигалки, руки за голову, ноги на ширине плеч…

Вечером того же дня, возвращаясь в город со смены, они снова увидели старый автозак. Фургон стоял на обочине, дверца кузова была приоткрыта, а в кабине никого не оказалось. Движимые любопытством, они остановились, подошли к автозаку и заглянули в кузов. Внутри тоже никого не было, а стены, пол и потолок были так густо забрызганы кровью, словно здесь недавно забили небольшое стадо крупного рогатого скота.