Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

— Да куда там — быстрее, — безнадежно махнул рукой Шиша. — Хоть как-то ездит, и на том спасибо. Эх, жалко «ягуара»! Такая тачка ни за хрен собачий пропадает!

— Жалко у пчелки в попке, — рассеянно сообщил Мама.

Шуня внизу перестал бродить вдоль берега, пиная траву, и, повернувшись лицом к дороге, призывно махнул рукой.

— Погнали, — деловито сказал Мама.

Открыв переднюю дверцу «ягуара», он небрежно отпихнул лежавшего головой на баранке водителя, по пояс просунулся в салон и отпустил рычаг стояночного тормоза. Стоящая носом под уклон машина немедленно пришла в движение. Взявшись правой рукой за руль, а левой упершись в переднюю стойку кузова, Мама поднажал, и «ягуар» покатился быстрее. Шиша толкал сзади, упираясь обеими руками в пыльную крышку багажника. Увлекаемая вперед собственным весом тяжелая машина постепенно набирала ход; вскоре за ней стало трудно поспевать, и Шиша отстал, чихая и разгоняя руками поднятую колесами пыль. Добросовестный Мама пробежал еще несколько шагов, а потом боком запрыгнул на подножку, правой рукой по-прежнему держа руль, а левой цепляясь за верхний край открытой дверцы.

Подскакивая на ухабах и волоча за собой густеющий хвост серовато-желтой пыли, обреченная иномарка скатилась по склону до поворота, но не повернула, а, с треском и шорохом с разгона вломившись в заросли сухой травы на обочине, продолжила движение по прямой. Стоявшие на берегу Шуня и Удав посторонились; в последний момент грузный Мама неуклюже спрыгнул с подножки, лишь чудом удержавшись на ногах.

Оставляя за собой полосу примятой травы, над которой повисло облако пыли и поднятой в воздух травяной пыльцы, «ягуар» преодолел последний отрезок пути и свалился в реку с невысокого обрыва. Прятавшиеся в траве кочки погасили скорость, и машина не воспарила, как показывают в кино, а просто тяжело клюнула носом и, взметнув фонтан грязных брызг, ухнула в воду. Багажник с гулким звуком ударился о почти отвесный песчаный откос, затормозив падение, его крышка отскочила, и «ягуар» медленно, будто нехотя, стал сползать в глубину. Вырывающийся из салона воздух заставлял воду вдоль бортов бурлить и пениться, по течению поплыли радужные пятна пролитого бензина и масла. Соприкасаясь с раскаленным металлом, вода шипела и превращалась в пар, в воздухе запахло горячим железом и высокооктановым топливом. Вода забурлила сильнее, когда под ее поверхностью скрылось покатое заднее стекло. Теперь снаружи остался только багажник, из-за открытой, болтающейся вверх-вниз крышки похожий на пасть голодного бегемота. Погружение вдруг замедлилось, почти прекратилось, багажник неуверенно качнулся из стороны в сторону, а потом передние колеса преодолели встретившееся под водой препятствие, и машина в мгновение ока скрылась в глубине. На месте погружения вода забила ключом, но это длилось недолго, и вскоре на поверхности остались только расходящиеся, уносимые течением круги.

Подъехавший Шиша развернул «девятку» в сторону города, выключил зажигание и присоединился к коллегам, все еще стоявшим на берегу и наблюдавшим за тем, как успокаивается взбаламученная речная вода.

— Порядок, — глянув вниз с обрыва, с удовлетворением констатировал он. — Аллес капут, и концы в воду.

— Не совсем, — закуривая, возразил Шуня. — Давай.

— Чего «давай»? — прикинулся валенком Шиша.

— Сам знаешь, чего. Давай-давай, не жмись!

— Уже заложил, жиртрест, — с упреком сказал Шиша, адресуясь к Маме, и, вынув из кармана, с неохотой протянул звеньевому серебряного ягуара.

— Никого я не закладывал! — оскорбился Мама.

— У меня, по-твоему, глаз нет? — сказал Шугаев и, размахнувшись, зашвырнул статуэтку на середину реки.

На стремнине коротко булькнуло, взлетел и опал небольшой фонтанчик брызг.

— Вот теперь все, — зачем-то отряхивая ладони, сказал Шуня. — Или, как ты выразился, аллес капут.

— Плакал мой сувенир, — вздохнул Шиша.

— Это не сувенир, — поправил Шуня, — это, если что, срок. И солидный — такой, что хрен потянешь. Еще раз так сделаешь — башку отвинчу и скажу, что так и было.

Восстановив дисциплину и порядок, он достал мобильный телефон и нажатием клавиши осветил дисплей. Вертикальные черточки на индикаторе уровня сигнала играли в прятки, то выстраиваясь по ранжиру, то пропадая из вида — связь, хоть и слабенькая, была. Пока она не пропала совсем, что в окрестностях Мокшанска вовсе не было редкостью, Шуня набрал номер Маланьи и, дождавшись ответа, уже другим, бодро-деловитым тоном произнес:

— Михалыч? Это я, Шугаев. Ну, у нас все в порядке. Да говорю же, в полном! Да. Да, с концами. Без проблем. Не знаю, что тебе про него напели, но у нас он даже не пискнул ни разу… Что? Извини, связь гуляет, плохо слышно… А, это! Нет-нет, все путем: поехал кататься, не справился с управлением и сверзился с обрыва в речку — плюх, и нет его. Как не было. И зря ты меня стращал — легко управились, играючи.

…Управились, действительно, на удивление легко. Если Маланью не ввели в заблуждение его информаторы, и у заводской проходной москвич и вправду кому-то что-то такое продемонстрировал, то в гостиничном ресторане от его бойкости не осталось и следа. Он вел себя на удивление благоразумно — благоразумно настолько, что Шугаев даже заподозрил в нем наркомана, который устроил представление у проходной, просто нанюхавшись «кокоса».

Как бы то ни было, предложение немного прогуляться, сопровождавшееся демонстрацией засунутого за пояс джинсов пистолета, столичный гость принял безропотно, не издав ни одного лишнего звука. Напуганным он не выглядел — возможно, просто потому, что не знал, с кем имеет дело. Шуне пришло в голову, что он, вполне возможно, рассчитывает поторговаться, сделать какое-то деловое предложение, открыть им какие-то карты, которые изменят ситуацию к лучшему и положительно повлияют на его дальнейшую судьбу. Но ничего такого не произошло, хотя в молчанку москвич тоже не играл — на вопросы отвечал охотно, с готовностью, а когда вопросов не поступало, начинал спрашивать сам, как будто и впрямь находился на увеселительной прогулке в компании хороших знакомых.

— А вы, надо полагать, местная братва? — светским тоном осведомился он, едва успев отъехать от гостиницы.

Он сидел за рулем своего «ягуара»; Шуня привычно разместился справа от него, указывая дорогу, а сзади, опять же как обычно, развалились на светлых кожаных подушках слегка обалдевшие от окружившей их невиданной роскоши Мама и Удав.

— Братва не братва, — уклончиво ответил Шуня, — а просто серьезные, авторитетные люди. Следим за порядком, приглядываем, чтоб никто не баловался…

— Добровольная народная дружина, — уточнил с заднего сиденья Удав.