Артем Черкизов - За сладкое приходится горько платить

— Не надо мне угрожать, я же сказал: что это моя обязанность.

Они вышли на проезжую часть, и Елена тормознула частника.

— Подбросишь до Белинского?

— Прошу!

Устроились на заднем сиденье. Ехать предстояло минут тридцать, и самое трудное для Елены было не уснуть в такой ситуации. Она через силу держалась, клевала носом, потом все равно задремала.

— Белинского, — тронул ее за плечо врач. — Приехали.

Когда добрались до квартиры, он первым делом прошел в ванную, вымыл руки, потом уже стал осматривать Малыша и его рану.

— Так, говорите, попали в автокатастрофу?

— Да, — кивнула Елена. — Я отделалась легко, а он чем-то проткнул себе плечо. Сами видите — насквозь.

— Вижу, — кивнул врач. — Когда это случилось?

Елена стала считать, — получалось часов шесть тому назад. Врач ничего по этому поводу не сказал, сосредоточился на ране. Обработал ее, перевязал, выписал рецепты, вогнал Малышу в каждую ягодицу по уколу и оделся, собираясь уходить.

— Можете не беспокоиться, я никому не намерен сообщать о том, что видел, — сказал он Елене. — Тут и непосвященному понятно, что рана огнестрельная. Но я не хочу даже примерно знать, где он ее получил и при каких обстоятельствах. Мое дело — выполнить свой врачебный долг. Да, вот вам про запас пара бинтов.

— Спасибо, — кивнула Елена, лихорадочно соображая, как же быть с врачом. Поверить ему и отпустить? А если он сразу же бросится звонить в милицию? Нет, рисковать она не могла. — Я вас провожу, доктор, — сказала, доставая сотню баксов, которую нашла в бумажнике у Малыша. — Это вам за беспокойство.

Врач не стал отказываться, сунул бумажку в карман халата. Вот это почему-то и убедило Елену, что доверять доктору нельзя. С такими деньгами так не обращаются. Она упустила из виду, что тот вообще ведет себя необычно.

В сопровождении Елены врач вышел ни улицу. Хотел распрощаться, но оказалось, что у девушки другие планы:

— Не дергайтесь, доктор, я пройдусь с вами. Условия те же: лишний звук может оказаться последним.

Елена не заметила, как из подъезда, возле которого вечером ее окликнули и попытались пристать, вслед ей и доктору блеснули злые глаза того парня, который заводил речь насчет милиции.

— Гуляешь, сучка? — прошипел он. Из-за этой девки у него произошла досадная размолвка с ребятами, к которым он изо всех сил втирался в доверие. Дело в том, что недавно его прищемили за хранение наркоты. Грозили дать срок. Но потом старлей, который его знал, предложил компромисс: он выходит чистый, все бумаги аннулируются, но сдает им вместо себя трех самых отпетых урок. Парень согласился. Пока ничего серьезного, за что можно было бы кого-нибудь сдать, ему не повстречалось. Парни много говорили, но почти ничего противозаконного не делали. А может, не доверяли ему.

И вот он, козырный случай: оружие в руках неизвестной девчонки, которой он до сих пор в этом районе не видел. Он решил проследить за нею и мужчиной с чемоданчиком.

«Хорошо, что тут фонари покрошили, — думал он, тенью скользя за ними, — иначе они бы меня сразу засекли».

Елена в очередной раз оглянулась, но никого не заметила. Они шли мимо длинного девятиэтажного дома, который безмятежно спал. «Пора!» — сказала она себе. Достала пистолет и с размаху опустила рукоять врачу на затылок. Тот, вскрикнув, схватился за голову:

— Дура!

— Застрелю!!! — Елена пыталась передернуть затвор.

— Дура, опусти оружие, — успокоил ее врач. — Мне еще жить не надоело.

Елена по-бабски заплакала.

— Боишься, что заложу?

— Боюсь.

— Какой мне смысл? — врач продолжал неуклюжие в его положении попытки успокоить девушку.

— Менты прижмут…

— Я им скажу, что меня привезли куда-то с завязанными глазами, потом надели на голову мешок и вывели за город.

— Тебя же ждали возле больницы.

— Сказано, что не заложу.

Елена опустилась на корточки, махнула рукой:

— Иди, пока я не передумала, иди…

Врач попятился, потом побежал. Елена сидела, вытирая слезы рукой, в которой сжимала пистолет.

Парень, следивший за ними и не подумал тронуть бешеную девчонку, когда та шла домой. У него была другая забота: «Прямо сейчас звонить или подождать до утра?» Решил, несмотря на то, что старлей наверняка дрыхнет и видит десятый сон, не откладывать.

Подсчитал, что бешеная выходила с мужчиной из седьмого подъезда, потом поспешил домой, откуда и позвонил старлею. А старлей был всего-навсего участковым, и поэтому бред, который он услышал, так разозлил его, что он пообещал парню завтра же утром оформить на него дело и отправить куда следует за хранение наркотиков.

«Вот после этого и работай на них», — с обидой думал парень. Ему пришлось рисковать, следить, а этот дурак в погонах обозвал его шизофреником и послал подальше.

А Елена, вернувшись, прислушалась к дыханию Малыша. Оно было спокойным, видно, что уколы подействовали.

«Может, к утру ему вообще полегчает? — она прилегла на полу, бросив под бок ватное одеяло, которое нашла в шкафу. Малыша тревожить не стала, боясь задеть во сне раненую руку. — Сколько мы можем здесь пересидеть? Три дня? Неделю? Или меньше?»

Так, задавая себе вопросы и не находя ответов на них, она забылась тяжелым сном.

— Ты сам не понимаешь, в какую ситуацию загнал себя и всех нас! — честил майора Морозова начальник управления, для чего с утра пораньше пригласил его в свой кабинет. — Да мы со времен Отечественной войны таких потерь не несли! Куда ты смотрел? Где твоя способность все предугадывать? Стоишь передо мной целый и невредимый, а ребята, которых ты погнал с собакой по следу, лежат в морге! Станешь оправдываться? Нет, тебя уже ничто не спасет! Никакие заслуги! — И начальник управления швырнул на подоконник стопку центральных газет, в которых расписывался захват большой группы уголовников, осуществленный стараниями майора Морозова.

Морозов молчал — крыть ему было нечем.

— Где сейчас эта сволочь, которую ты упустил? — спросил начальник.

— В городе, — ответил майор, — никуда не денется, потому что ранен.

— Если ты в течение двадцати четырех часов его не найдешь, на этот раз без трупов, я отдаю тебя под суд. Все, иди. Подумаешь, герой, мизинец ему отстрелили! Не то нужно было отстрелить. Стой! Майор, вернись!

«Ну чего он еще хочет от меня? — думал с досадой Морозов. — Кажется, все, что можно было сказать, уже сказал, насколько можно было унизить — унизил».

Он покорно остановился в центре кабинета, ожидая дальнейшего разноса.

— Легко хотел отделаться, майор, — начальник сделался серьезным. — Тебе придется посмотреть в глаза родным убитых. Кому еще не сообщили, сообщи сам. В общем, сделай все, что положено в таких случаях. И чтобы похороны по самому высшему разряду! Если будут какие проблемы, можешь обращаться ко мне напрямую. Ради этого добавляю тебе еще двенадцать часов. Теперь все, иди!