Наталья Саморукова - Прогулки с пантерой

— Пить не хочешь, может пожрешь? — приставала она к Арине.

— Я не понимала, как оказалась в этом ужасном месте. В памяти не осталось ничего, ни малейшей зацепки. Я только знала, что не должна там находиться, что это какая то нелепость, дурной сон. Что было делать?

— В милицию идти, — твердо отчеканил Григорий.

— Да… — Арина поправила подсохшие волосы, — я пошла. Точнее буквально сбежала. Та женщина, она не хотела меня отпускать, говорила, что я ей должна за услуги, за постой и надо отработать. Конура, в которой я очнулась, находилась на окраине свалки, пришлось долго идти до дороги. Но я так выглядела… меня никто не брал, никто не хотел довезти меня до города. Странно, мне никогда не приходило в голову, что внешний вид может сыграть такую роковую роль в моей жизни. Когда ты выглядишь как бомж, нет ни малейшего шанса, что к тебе отнесутся по-человечески. У меня не было документов, на мне были войлочные сапоги, рваный ситцевый сарафан и пуховик, из которого вылез почти весь пух. От меня ужасно пахло, волосы превратились в грязную паклю. Сколько я провела в забытьи? Куда делась моя одежда? Кто я такая?

Два раза темнело и светало, пока Арина, выбиваясь из последних сил, шла по дороге, надеясь выйти к Москве. Москву она помнила, первый же указатель с названием столицы пробудил в ней воспоминание о красивых домах и сверкающих новой краской машинах. В ее голове проносились образы уютных кафе, просторной светлой квартиры.

— Я вспомнила даже запах салона нашей машины, запах кожи и кедрового масла. Но это были обрывочные картинки. Человек без прошлого, вот кем я оказалась. Первый же постовой, к которому я обратилась за помощью, обругал меня, пригрозил исправительными работами и попросил держаться от него подальше… Когда я стала настаивать, меня отвезли в отделение и там сфотографировали, записали показания. Самое большое, что для меня могли сделать — определить в приют для бездомных. Там я прожила месяц.

В ночлежке Арина познакомилась с поэтом по кличке Пушкин, который принял живое участие в судьбе женщины. У него были приятели в фонде поддержки людей без определенного места жительства. Те похлопотали и оплатили из благотворительной кассы объявление в самой тиражной московской газете с фотографией Арины и просьбой откликнуться всех, кто узнает женщину. Но ни одного отклика не пришло. То ли Арину никто не узнал, то ли не хотели узнавать.

С отчаянья она начала пить и несколько месяцев пролетели как в угаре среди опустившихся на самое дно коллег по несчастью. Арина ночевала в канализационных коллекторах, спасалась от холода в теплом месиве городской свалки, куда после долгих скитаний по неприветливой Москве попала уже по доброй воле. Та бабенка, которая выхаживала ее, была жива и легко признала в потеряшке свою давнюю постоялицу. Видно, какая-то струнка в ее насквозь пропитой душе дрогнула и она отдала Арине чудом сохранившийся браслетик, снятый когда-то с ее руки. Ценности копеечная побрякушка не представляла, но с обратной стороны тонкой металлической пластинки было выгравировано имя — Арина.

— Я увидела это имя и сразу все вспомнила. Взрыв в голове произошел, думала умру, не выдержу. Сначала как волной накрыло, а потом постепенно все до малейших деталей припомнилось. Арина — это мое имя. У меня есть муж — Арнольд. Я из Прибалтики, в Москве друзей почти нет, только подруга Сонечка. Живу здесь рядом, в двух домах буквально от вашего офиса. Жила…

— Вы были в своей квартире? — осторожно спросил Гришка.

Женщина кивнула, маленькая злая слезинка показалась в уголке ее глаза, но высохла, прежде чем упасть. Внимательней присмотревшись к ней, я заметила, что она чем-то смутно похожа на ту германскую знакомую. Такое же узкое лицо скандинавского типа, светлые слегка волнистые волосы, глаза под тяжелыми веками, немного заостренный кончик носа. Впрочем, сходство было формальным, неполным. Та женщина, кажется, была значительно выше, с более грубой, почти мужской фигурой. Арина едва ли доросла до ста шестидесяти сантиметров, была узка в плечах и широка, не смотря на худобу, в бедрах. Хотя при желании, не слишком внимательный взгляд мог их перепутать. Есть такие люди, которых в принципе трудно запомнить.

Освоившаяся гостья допивала уже вторую кружку чая и незаметно подмела огромную гору бутербродов, подарок от хлебосольной Лизаветы. От еды щеки ее зарозовели, еще больше подчеркнув худобу лица.

— В подъезд меня не пустили. Разумеется. Я следила за домом. Два дня, как только немного стемнеет, приходила сюда и смотрела, ждала. На третий вечером увидела их… Арнольда и …ее.

— Кого? — уточнила я.

— Эта отдельная долгая история. Ее зовут Нина, она была любовницей моего мужа. Они знакомы с детства. Она была в моем плаще, кожаном белом, очень заметном. Сапоги мои ей наверняка малы, но сумочка, шарфик, все мое! Вы понимаете?

— Честно говоря, нет, — Гришка захлопнул окно, от резкого стука Арина вздрогнула. Истощенные нервы взяли свое, она упала головой на колени и протяжно завыла, раскачиваясь вместе со стулом.

С трудом влив в гостью сорок капель валокордина, мы потребовали от нее внятного и разумного объяснения — как такое могло получиться?

— Все, что вы пока говорите, это бездоказательно, понимаете? — втолковывал ей Гришка, — любой может прийти и придумать историю. Допустим, мы вам верим. Но что это меняет? Как вы собираетесь доказать, что чужая женщина заняла ваше место? У вас нет документов, вообще нет ничего.

— Вы хотите сказать, что у меня нет денег? Вы не станете работать бесплатно?

— Ах, давайте без высоких материй, — скривился Григорий, — станем мы работать или нет и на каких условиях, поговорим чуть позже. Пока вы должны сказать — что и кто может подтвердить ваши слова?

— Сонечка, только она… Это моя подруга.

— Как ее найти, почему вы до сих пор не позвонили ей?

— Я звонила. Мне дали телефон, чтобы позвонить… Но ее мобильный заблокирован, никто не ответил.

— А домашний?

— Я не знаю домашнего. Мы подружились с ней в секции по айкидо. Несколько раз сидели в кафе, она все рассказала мне про свою жизнь, а я ей про свою. У нас похожие судьбы.

— В секции по айкидо? Вы долго занимались? Вас там хорошо помнят?

— Дело в том, что… я была там три раза, а потом бросила. Хотя абонемент был на год. Только с Соней сошлась. Тренер может меня помнить… но мне кажется, не очень хорошо.

— Ну хоть что-то. Вы говорите, что родом из Прибалтики. Кто-то остался у вас там?

— Нет, — Арина помотала головой, — тетя умерла, она воспитывала меня, когда погибли родители. Коллеги, соседи… я не видела их много лет.

— Вы стояли на учете в московских поликлиниках?