Сергей Иванов - Смерть двойника

— Да, в общем известно…

— Известно! — сказала Надька твердо.

— Вот и отлично. Запомни имена. Ребята по сырью, местные: Карим и Мухаммед. Ребята из лаборатории: Марк, Володя, Саня. Называю их по степени значимости… Повтори.

— Карим, Мухаммед, Марк, Володя, Саня.

— Хорошо! Теперь давай, говори… В смысле тренировка будет — якобы ты разговариваешь. А я тебе буду задавать вопросы от Роберта.

Но задавать вопросы не понадобилось. Двойник сделал то, чего Борис никак не ожидал. И Надька, кстати, тоже.

— Это… Роба! — вдруг заговорил он совершенно натуральным Борисовым голосом. — Такая пофигень… буквально туши свет!

Надька расхохоталась, а Борис сжал кулаки.

— Поехал этот, как его… вещий Олег. Ну, думает, суки-падаль, я вам отомщу!

— Ты что?! — заорал Борис. Если морду раскровянить этому подонку он не имел права, то закатать по печени вполне и вполне.

— Просто из психологии известно, — спокойно сказал Двойник, — что «заигрывать» какой-нибудь текст опасно. Я же не профессиональный актер, понимаете? Поэтому для достоверности мне очень нужна именно импровизация… А сейчас я показал стиль, как Борис Николаевич мог бы рассказывать «Песнь о вещем Олеге».

От растерянности Борис похватал воздуха, словно рыба. Во время этой длинной речи у него ни разу не было возможности оборвать Двойника. Тот говорил абсолютно неизвестные Борису вещи, никогда не употребляемые им слова… Наконец оклемался по возможности:

— Ты не умничай. Делай, что тебе говорят!

— Да пусть как хочет, Борис… если ему так проще!

Впервые… да, именно впервые за все их совместное существование Надька при постороннем была не на стороне Бориса! Он не сумел этого себе сформулировать. Потому что их взаимная и неукоснительная поддержка друг друга не была скреплена каким-то специальным договором. Это у них само собой разумелось изначально — у двух прирожденных мафиози. Теперь Борис почувствовал, что с ним сотворили какую-то жуткую пакость. С удивлением он посмотрел на свою жену.

Надька яснее поняла, на чем сейчас прокололась. Само собою, отныне и вовеки она была на стороне Севы. А Бориса она не то чтобы предала — это слишком высокие понятия. Она его просто отбросила, как ненужное… Наверно, поэтому в мире подобных людей говорят не «убить», а «ликвидировать» — слышите разницу?

Надька, между тем, мгновенно опомнилась — ведь надо было играть роль:

— Ты же рядом будешь, Борис. В случае если ляпнет, сразу отнимешь трубку.

В принципе это было правильно. Борис уходил в больницу, значит, Двойнику предстояло тянуть несколько важных разговоров и встреч. Надо, чтоб в нем была хорошая подкачка уверенности.

— Ладно, — кивнул он Надьке, — делай. Надька набрала номер Сермана, включила специальный динамик — теперь в комнате можно было слышать каждое слово, произнесенное Робертом. Два раза пропел длинный гудок.

— Хеллоу!

— Роба! — спокойно, без паузы сказал Двойник. — Привет!

— Боб Николаевич! — слышно было, что Серман улыбается. — Как съездил?

— Очень нормально.

— Когда вернулся?

— Вечером вчера.

— Надька где?

— В манде!

— Боря…

— Ну, извини, забыл, ты же у нас культурный! Приехала на полчаса, повертела… хвостом и увалила.

— А что девочка твоя?

В этот момент Огарев получил стремительный взгляд от своего Двойника и понял: тот просил быть аккуратнее. Так странно было спасать человека, которого ты собираешься угробить!

— Старик, это не телефонный разговор! — И заржал диким голосом, пародируя Борисово довольство собой… Нет, не то, не то. По-другому надо. Прервал свой хохот хамский. — Ты, Роба, думаешь я там отдыхал, что ли?!

Надька услышала это проявление «мужской солидарности». Показала Севе глазами: не будь дураком — Роба это все просекает лучше нас с тобой! И действительно, какое-то напряжение, сомнение какое-то послышалось в голосе эстонско-американского корреспондента:

— Когда повидаемся, старик?

— Когда скажешь! Соскучился дико!

Это были неплохие слова; они сбивали с толку тех гебистов или ментов, которые могли сейчас подслушивать их разговор. Серман, по идее, должен был понять и одобрить Борисову хитрость.

— Мне, кстати, Харитонов Юрка звонил… Стекло ветровое для «Вольвы» сделал… — И дальше тем же глуповатым, ничего не значащим тоном нес глуповатые, ничего не значащие вещи.

Но можно было поклясться, что Серман на том конце провода замер, ведь «Харитонов Юрка» было обозначением тех придуманных Борисом людей из мэрии, которые якобы готовы были протолкнуть их груз через границу.

— Я с ним встречаюсь в районе двенадцати. Потом могу к тебе подскочить… Как насчет часа дня?

— Идет! Жду.

Двойник положил трубку, откинулся в кресле — устал. Да и не мудрено устать! Но отлично отработал. С некоторой суетней, но отлично! Надька так вся и светилась гордостью за свое произведение искусства… И вдруг понял, заметил Борис: Надька на него не глядела. А ведь должна была бы глядеть — чтоб получить «поощрение от вышестоящей инстанции». Однако она так радовалась неприятно… словно Бориса вообще не существовало!

Да хреновина это. Показалось!

А все равно он ощутил вдруг свою удивительную ненужность. Эта кукла говорящая плюс Надька — хорош, больше никто и не надобен!

Придет же в голову такая ерундовина!

Пока он думал это и потом успокаивал себя, Надька, так и не взглянув на него «получить поощрение», ушла из комнаты собирать вещи для больницы. Борис остался вдвоем с… этим. И неожиданно для себя ощутил неловкость… Во, чушь собачья! Он же — мой нанятый работник, слуга. Он у меня корм из рук получает!.. Однако ощущал в себе это нелепое чувство — неловкость.

— Ты машину водишь? — спросил он как-то слишком отрывисто.

— Надежда научила…

— Покажешь!

Сева кивнул.

Пауза проползла между ними невидимой черной кошкой. В принципе-то Борис интересовался правильно. Сам он, как считалось, водил машину классно, и Двойника могли заподозрить по этой, в сущности говоря, мелочи… Но как-то не ладился разговор, скользил. Вернее всего, потому, что в Двойнике чувствовалась какая-то неприятная независимость… Подумаешь, Райкин нашелся! Да кому бы ты нужен был, попугай, если б не существовало меня!

А Двойник держался так, словно кому-то был нужен и без Бориса. И причем не то чтобы он хотел перед Борисом погордиться или позлить его. Нет, Двойник даже, скорее, хотел бы это скрыть. Но просто оно сидело у него внутри.

Надька вошла в комнату, сразу услышала повисшую опасную паузу. Глянула на Севочку, на Бориса. Принялась срочно латать ситуацию:

— Тебе какую пижаму? Испанскую или фламандскую? Такие слова, несомненно, поднимали Борисов престиж прежде всего… в его собственных глазах.