Сергей Иванов - Смерть двойника

— Здравствуйте, вам помощь не понадобится? — сегодня, а можно и завтра?

Эту нелепую фразу они придумали с никогда не виданным им Марком в качестве пароля. Отзыв: «Спасибо, мне нужно только покрасить капот». И он ее произнес. Тогда эти трое открыли багажник своего «жигуля» и стали ему перегружать канистры.

— Стоп! — Огарев открыл одну канистру, под крышкой она оказалась запечатана именно так, как было договорено с Марком.

— Кончай! — сказал один из громил. А они все были именно громилами. Огарев рядом с ними выглядел просто карликом. — Кончай! Мы свое зарабатываем честно!

— Ну и молодцы! — сказал Огарев с неприветливостью босса, которого пытаются учить, и открыл следующую канистру.

— А вот вам не стоило бы на такие дела ездить в одиночку.

— Значит, стоило! — и скосил глаза на кустарник, начинающийся сразу у шоссе.

— Тогда извините. Счастливо вам до дому добраться! — говоривший гангстер тоже невольно посмотрел на кусты. Все трое решили, что их сейчас держат на мушке… В принципе-то они были правы: лишние свидетели — лишние неприятности!

— И вам счастливо! — Огарев скупо улыбнулся. — Уезжайте. А потом я.

— Марку ничего от вас не передавать?

Улыбка окончательно окаменела у него на лице:

— Я даже не знаю, о ком ты говоришь!

Стараясь сохранить достоинство, три монстра подошли к своей машине. Но едва последний из них нырнул внутрь, «жигуль» рванул с места, так что покрышки завизжали… А ведь эти ребята привезли ему товару без малого на сорок миллионов долларов. Тащились через всю страну… Чего бы, спрашивается, не исчезнуть где-нибудь по пути? Да потому, что они знали: их достанут из любой преисподней. И, наверное, они слишком много видели насилия на своем веку, причем в разном ассортименте, чтобы желать этого себе.

А он еще минут десять неподвижно сидел в машине — эта встреча далась ему нелегко. Потом протер номера, чтобы не иметь контактов с гаишниками, и поехал в Москву, на квартиру…

Тетя Наташа сделала еще десять бутылок. Огарев вынул очередную пачку сторублевок, положил перед «затыкальщицей». И заметил в глазах ее испуг… если не ужас.

— Вы чего теперь-то боитесь, тетя Наташ?

— Очень уж много денег даешь! А потом, когда сделаю, ты меня…

В принципе она была права, лишняя свидетельница…

— Да я вам матерью клянусь!

Еще хватило сил сделать очень искреннее лицо, чтобы она успокоилась. Но внутри все ныло, потому что отвратительно это — в таком деле клясться покойной матерью.

Он смотрел, как тетя Наташа продолжает закупоривать бутылки. Работа словно гипнотизировала ее. С бутылкой, с проволокой и круглогубцами в руках она, кажется, ничего не боялась.

«Матерью клянусь!» А ведь игра в наркотики — это грязная игра. Увлекательная — потому что хорошо, когда можешь победить сразу столько людей. Но игра все же грязная по сути. Человечество борется с наркотиками, и лишь кучка очень подлых людей… и он в их числе, Огарев Всеволод… Единственное оправдание — что, мол, не своих же — американцев травим. Но ведь это совсем не оправдание.

Есть, правда, другое. Смысл его в том, что запретами ничего не добились. Скорее, только вздули цены и разожгли интерес. Это как меры Горби-Лигачева по борьбе с пьянством. Да как всякий сухой закон! И может быть, в таком случае наркобизнес и запрет на него — это две руки одного вурдалака?!

Тетя Наташа стала брать очередную бутылку, толкнула ее, бутылка упала набок. Но сантиметровой толщины стекло не так-то просто разбить. Однако сердце у Огарева чуть не разлетелось на куски:

— Осторожней же!.. Вот что, тетя Наташ, ложитесь-ка спать. А завтра продолжим.

Что за сердце неспокойное!

Борис знал: все в полном о’кэе, и по линии Душанбе, и по линии Робы, и по линии… да по всем линиям. А сердце вот скреблось и скулило. Не лежалось ему, и не курилось, и не спалось, и телевизор он смотреть не мог. Снял трубку внутреннего телефона:

— Ален, заскочи.

— Сейчас, Борис Николаевич!

Вошла, близко остановилась у кровати — чтоб ее по заднице легче было погладить. Что он и сделал, конечно, без задержки. Мужику после сорока валить сестру на постель не всегда обязательно. Но вот подержаться за разные теплые части тела — способствует выздоровлению.

— Ален, принеси мою одежду цивильную.

— Ну вот, сколь волка ни корми, он все в лес…

— Да на полчаса всего, Ален! Остофигело валяться. Я вообще, наверно, по территории только погуляю…

— Ладно вам врать-то!

— Ну, принесешь?

— Принесу!

Он еще хотел спросить, не знает ли она, может, какая их машина едет в город — пусть бы его прихватила. Но промолчал. Все же Алена за него отвечала. Надька сюда столько денег убухала, да еще чтобы медперсонал на цырлах не скакал!

Ведомственная эта и, кстати, очень неплохая больница расположена была на окраине Москвы, по существу, за Москвой. И выбраться отсюда — целая проблема. Но ведь к больнице то и дело подгребают какие-то машины. Борис с одним потолковал таксистом, с другим, на третий раз оказалось удачно. Сел рядом с шофером, закурил, угостил водилу… А какой, интересно, дурак от «Винстона» откажется?

И тут одно обстоятельство рассмешило Бориса; он вспомнил, что у него нет денег. Вернее, есть, но мало. Такое странное и давно позабытое чувство!

— Вы чего? Неудобно сидите? — уважительно спросил шофер. Эти холуи сразу чуют, кого посадили! Борис подмигнул ему и ничего не ответил.

— К бабе?

Вот разговорчивый попался! Да в принципе можно было бы и поговорить, делать-то все равно нечего, дорога длинная — с юга на север, из одного Подмосковья в другое… Но к подбородку и к нижней губе у него была приделана блямба, «пластическая шина», как называла ее лечащая врачиха. И от этого голос у Бориса выходил какой-то старческий, с шепелявинами и бормотанием в нос. Что еще его дополнительно дергало — он не мог никому позвонить и все новости узнавал лишь через Надьку… Хотя теперь надо отвыкать от прежних друзей. Отныне он уже не Попов Борис Николаевич, а… шут его знает, какой Надька сделает паспорт.

А за бывшего него что-то там Двойник бормочет и совершает разные телодвижения.

Надька же твердит ему одно:

— Все нормально, все нормально. Это не телефонный разговор.

А сама, падла, уже не была больше недели! Говорит, простуда дикая. И когда разговаривает с ним по телефону, то сильно кашляет, с понтом.

Но за этим кашлем и за этим «все нормально» как-то не слышалось Борису тепла. Вот что и дергало на самом-то деле!

— Игорь Евгеньевич, поехали, золотой!

— Постепенно поедем. Я хочу еще раз все продумать. Знаете, береженого Бог бережет, как сказала монашка, надевая на свечу презерватив!