Иван Черных - Охота на бизнесменов

Полуэктов с вожделением смотрел на лес, на заманчивые опушки, где, несомненно, в траве прятались боровики, подосиновики, сыроежки, которые он умел находить даже там, где проходили сотни грибников и не видели их, а они будто сами высовывали ему свои темно-коричневые и оранжевые головки, звали его и с радостью давались в руки. Ходить по грибы было с детства одним из страстных его увлечений, и летние каникулы он всегда проводил у бабушки под Рузой. Бабушка знала в грибах толк и умела, как никто, готовить их — мариновать, жарить, солить; на всю зиму заготавливала вкуснейший продукт, хотя Витя к грибной еде был равнодушен. Ему нравилось их собирать, точнее искать: опята восторга не вызывали — наткнулся на сухое опеночное дерево, режь сколько тебе надо. А вот боровичок, подосиновик, подберезовик — похитрее, под деревьями, в траве прячутся, и отыскать их — это все равно, что игра в жмурки, в соловьи-разбойники: кто первый увидел, тот и победил…

Пришло же ему в голову такое сравнение. Может, потому он и в сыщики пошел? Возможно. Найти преступника, правда, посложнее, чем гриб в лесу, и не так безопасно, зато и удовлетворение получаешь наивысшее…

Вспомнилось первое дело.

В Хабаровске ограбили квартиру подполковника Шапина, известного в крае журналиста. Жена у него отдыхала в Крыму, а сам он был на работе, в редакции газеты. Взяли, правда, немного: драгоценности жены и мутоновую шубу; все уместилось в командировочный чемодан журналиста. Дело поручили тогда еще молодому следователю Полуэктову.

Шапин — мужчина солидный, за сорок, с вырисовывающимся брюшком, по отзывам товарищей — простак, любитель выпить, поволочиться за женщинами. Ключ, по его словам, был только у него и у жены. А вор открыл квартиру именно ключом: никаких взломов, царапин, и, уходя, также закрыл ее.

— Кому вы давали ключ? — спросил Полуэктов.

— Никому, — ответил Шапин. — Жена — тем более, она в Крыму.

— А кто мог снять оттиск, не исключая женщин? Только откровенно.

— Да приводил я недавно одну. Точнее, она сама приехала. Вначале позвонила, представилась журналисткой, недавно окончившей университет. Читала мои выступления, в восторге от них и хотела бы познакомиться, кое-какие советы попросить. Я сказал: «Приезжайте», назвал адрес. Это было около четырех часов. Через пятнадцать минут она была у меня. Молодая, симпатичная, лет двадцать пять. Зовут Ритой. Она, показалось мне, была выпивши. Потом уточнила: «Да, была у подруги на дне рождения, там, соответственно, выпила шампанского. Вот и осмелела, решила позвонить». Я спросил, кто подруга. Ответила, что я ее не знаю. В общем, мы поговорили с ней до вечера. Я предложил вместе поужинать. В холодильнике у меня были и сосиски, и яйца, и бутылка коньяка. Она не отказалась. Короче, я с ней переспал, и она ушла от меня только утром. Обещала позвонить: своего телефона она не имела. Но не позвонила, и больше я ее нигде не видел.

— Когда она приезжала к вам?

— Неделю назад.

— Кто из ваших знакомых мог рассказать ей о вас?..

Знакомых у Шапина оказалось довольно много. Полуэктов потратил два дня, пока нашел ту, которая рассказала о приятельнице, прилетевшей из Южно-Сахалинска. Хорошо, что накануне погода была нелетная, не успела улететь Рита (Маша, Катя, Даша), промышлявшая квартирными кражами…

— Посмотрите направо, — прервал воспоминания Полуэктова сержант. — Бывшее село Иглово. Лет двадцать назад здесь стояло более двух сотен дворов колхозников. Прекрасное место: слева и справа поля, а вон в низине — озеро; за ним лес, грибной, ягодный. А после гениальной идеи Заславской, пообещавшей всем крестьянам жить в благоустроенных домах с горячей водой, ваннами и теплым санузлом, вот что осталось.

Взору пассажиров представилась возвышенность, на которой сиротливо жались друг к другу два домика, а по сторонам — кучи хлама, битого кирпича, шифера, штукатурки — остатки от бывших построек. Зато за ними, за высоким забором из железобетонных плит с железными воротами, увенчанными замысловатым кружевом из металлических стержней и проволоки, возвышался трехэтажный особняк из красного кирпича с балконом, огражденным тем же металлическим кружевом, что и ворота, окнами, зарешеченными веерообразными стрелами и с резными наличниками.

— Видите, — продолжил Петропавловский, преднамеренно притормозив у особняка. — Заславская оказалась права: в этом доме есть все удобства — и паровое отопление, и ванна, и теплый сортир. И живет в нем, точнее приезжает отдыхать, — простой российский гражданин, всего-навсего ассенизатор, точнее владелец московских сортиров, Семен Семенович Нужный; видимо, от слова «нужник».

— Ты так подробно о нем рассказываешь, будто расследование по его делу вел, — сказал с усмешкой Скородумов.

— На таких дело не заводят, — возразил сержант. — Но чисто из профессионального любопытства я интересовался, кто здесь отхватил жирный кусочек, сколько и за сколько. Я ведь еще год назад был бездомный, хотел нечто подобное себе соорудить, да нет у меня аппаратуры, которая кал в золото превращает.

— И почему ты не генеральный прокурор? — продолжал откровенно насмехаться Скородумов. — Ты бы навел в стране порядок.

— Будь я и простым следователем, наделал бы здесь шороху, — ответил в пику сержант. — Как чирьи, на здоровом теле раздуваются. Где ваши скальпели, господа хирурги-законники? За всякой мелкой шантрапой гоняетесь, а настоящие воры шкуру с народа дерут, и никому до них нет дела.

— Подожди, сержант, доберемся и до них, — вмешался в разговор Полуэктов. — А пока надо банду обезвредить. Что ты о ней знаешь?

— Банда! — с издевкой повторил Петропавловский. — Конечно, предпочтительнее выдать тройку каких-то дилетантов за матерых преступников, которых наши знаменитые сыскники не могли поймать…

— Ты считаешь, что никакой банды у вас и не существует? — удивился Полуэктов. — А убийство Гогенадзе, Аламазова, нападение на инкассатора, рэкет? Разве этого не было?

— Было, — досадливо махнул рукой Петропавловский. — Но, подумайте сами, при чем здесь ограбление инкассатора и убийство Гогенадзе? Если бы это были одни и те же люди, вряд ли бы они оставили в живых свидетелей: бухгалтершу, охранника, водителя. А их пальцем не тронули. Теперь Гогенадзе и Аламазов. Первый — бизнесмен, второй — спекулянт. Один шел с работы домой — какие у него могли при себе быть деньги, так, мелочевка; значит, убит не из-за денег. Другой — пьяный, из ресторана. И у своего дома, а не у торговых точек. Тоже сомнительно, что из-за денег.

— Логика в твоих рассуждениях, конечно, есть, — согласился Полуэктов. — Но не станешь же ты утверждать, что на машину с деньгами напали случайно. Значит, у налетчиков был осведомитель. Да и по тому, как они действовали, дилетантами их не назовешь: заранее украли на птицефабрике ЗиЛ, устроили аварию, выхватили мешок с деньгами у инкассатора, не дав охраннику глазом моргнуть и понять, что происходит. Все было отработано до автоматизма. Поскольку ЗиЛ и «Жигули» прятались в лесу в разных местах, можно предположить, что машины были радиофицированы. Кстати, ты слышал, что у вас в милиции месяца полтора назад из дежурной части были похищены две переносные радиостанции?