Елена Топильская - Танцы с ментами

Хотя — кто его знает, что будет дальше? Обстановка на пути к правовому государству меняется не по дням, а по часам. Когда я начинала работать, в страшном сне не могло присниться обжалование обвиняемым меры пресечения в суд. Хотя, возможно, это и большое достижение демократии. Правда, суды не всегда грамотно обосновывают это достижение. Мне странно читать в постановлении судьи об изменении меры пресечения вымогателю, что, поскольку в связи с арестом кормильца его семья испытывает серьезные материальные затруднения, нужно помочь семье и изменить ему меру пресечения с ареста на залог в двадцать пять миллионов. Как будто от этого благосостояние семьи сразу резко возрастет.

Так вот было и с одним моим клиентом, бандитом, который не имел в Питере постоянного места жительства, жил в гостиницах или у случайных знакомых, да еще так немножечко ходил под подпиской о невыезде по не рассмотренному в суде делу — хранению оружия.

Не прошло и месяца со дня его ареста, как судья решил, что мера пресечения избрана абсолютно законно и обоснованно, только, по его мнению, уже все возможные следственные действия с участием клиента выполнены, поэтому ничто не препятствует его освобождению под залог. (Просто телепатия какая-то: интересно, откуда судья узнал, что все следственные действия уже выполнены? Я так не думала…)

При этом судья как-то забыл спросить, а куда освобожденному повестки слать?

И освобожденный почему-то не сообщил мне об адресе своей резиденции и моментально на радостях укатил за границу. Где через месяц был убит. Вот я и подумала тогда: сидел бы — не убили бы…

А пока он еще был жив, но все равно вне пределов моей досягаемости, я провела все необходимые мероприятия, чтобы установить, что клиент наглым образом скрылся от следствия, и вынесла постановление о его розыске и аресте. По логике, да и по закону, сумма залога в этом случае взыскивается в доход бюджета. Но у адвоката были на залог другие виды. Он пришел ко мне с требованием выдать постановление о прекращении дела в связи со смертью его подзащитного, чтобы это постановление предъявить в суде и забрать залог, как я поняла, в счет гонорара. Я, посмеиваясь в кулак, выдала постановление, в котором было написано, что клиент скрывался от следствия, а значит, залог возвращен быть не может. Адвокат, не глядя в выданный ему текст, помчался в суд и, конечно, был весьма разочарован.

Как раз тогда я ушла из следственной части в район и удивилась, когда мне позвонила секретарша из городской прокуратуры и сообщила, что приходил адвокат N к начальнице со следующими словами: «Мне тут Швецова выдала постановление о прекращении дела, оно неправильное. Я его переписал от вашего имени; подпишите, пожалуйста!» Так вот, когда я, кипя негодованием, рассказала эту историю знакомому эксперту с баллистики, он тяжело вздохнул: «Ох-хо-хо, Машенька, боюсь, что скоро будут заключения экспертов переписывать…»

Этому же самому эксперту я и принесла четыре ПМа и пули из трупов.

— Юлий Евстигнеевич, родненький, можно побыстрее посмотреть?

Я умоляюще стала заглядывать в глаза эксперту.

— Очень нужно?

Он уже вертел в руках пистолеты и пули, рассматривал, чуть ли не обнюхивал.

— Очень! — горячо подтвердила я. — Я подожду, сколько нужно. Мне бы только результат узнать, письменное заключение не к спеху…

— Ну, посидите со своим кавалером, кофейку попейте, а я уж, так и быть, сейчас схожу в тир, отстреляю.

Пока Евстигнеич отстреливал в тире наши объекты, мы с Синцовым не могли сдержать нетерпение, вертелись как на иголках.

— Андрей, представляешь, сейчас скажут, что пистолеты — в цвет, и тогда можно будет уже конкретно работать: хватать их и лбами посталкивать, в том числе и с Фроловым — получал-то пистолеты он…

— Ты погоди — «хватать», не забывай, что нам надо их приземлять наверняка. Надо искать должностные составы. Я вот думаю, надо как-то исхитриться изъять журналы учета выдачи документов прикрытия, орудия и спецтехники… Если они этим пользовались, то хотя бы злоупотребление в чистом виде у них есть.

— Злоупотребление? Бери выше: раз они деньги у Фролова получали за те действия, которые имели возможность совершить по службе, — это взятка! Соответственно и санкция побольше!

— Да, теперь бы еще все эти документы изъять. Если, конечно, они еще хранятся.

— А куда они денутся? Срок хранения уж не меньше полугода.

— Я имею в виду — для нас хранятся. Если не использовать фактор внезапности, нам вполне могут ответить, что журнальчики уничтожены, или в Москву отправлены на проверку, или еще что-нибудь в этом роде. И ведь неожиданно не нагрянешь: все отделы по разным конспиративным адресам раскиданы, никто их и не знает. Надо только начальника брать за хобот, везти в отдел и при нем изымать.

— Да? А ты не допускаешь такой мысли, что тебя с постановлением на выемку приведут в кабинет к начальнику, он тебя заверит в своей лояльности, вызовет зама и скажет: «Принесите журнал номер пять», а потом ему доложат: «Ой, а он утерян, или сгорел, или по ошибке уничтожен»?

— Значит, я пойду вместе с замом!

— Если тебя пустят. Не забывай, это же разведка. Они же все чокнутые на секретности. Скажут «нет», и все. Взвод ОМОНа ты же туда не приведешь…

— А как ты считаешь, кто из них киллер? Или они все завязаны, трупов-то четыре, и «разведчиков» четверо…

— А думаешь, сами учредители стариной не тряхнули? Мне кажется, самый там тертый и опасный — Фролов. А вот с Окатовым можно будет попробовать найти общий язык, он, по словам моего источника, самый неустойчивый и, похоже, уже тяготится этими платными услугами. Я тут немножко поизучал его личность, можно будет попробовать поиграть с ним.

— Интересно, а за что же этих двоих грохнули — Шермушенко и Ткачука? Они, насколько я поняла, на акции не претендовали… Андрей, а это правда, что ты, когда работал по заказнику в гостинице, специально ездил на Урал только для того, чтобы поговорить с друзьями детства киллера, которого собирался брать?

— Правда. И сидел там неделю, с его другом детства разговоры разговаривал. Зато, когда мы его в Москве взяли, я уже все про него знал, все его слабые места и детские любови, и кто его в песочнице обидел, куличик сломал. Поэтому мы его и развалили.

— Да, об этом легенды ходят: не только киллера расколоть, но чтобы он еще и заказчика сдал, и еще на эпизод дал показания!

— Да брось ты, Машка, нормальная работа, хотя в душе я, конечно, горжусь…

И я невольно сравнила его с Горюновым. Тот бы не сказал «брось», а распространялся бы о своих сверхъестественных способностях до тошноты. Или мне уже так кажется в связи с тем, что я про него знаю, и от обиды за то, как он себя со мной повел?