Наталья Солнцева - Венера Челлини

Виктор не интересовался ее миром – он хотел, чтобы интересовались им, мужчиной, его ценностями и его желаниями. Он хотел от жены внимания, огорчался, что его так мало, и обвинял. Он был несчастен и не мог понять, почему. Вероятно, ему больше подошла бы женщина «попроще», которая слушалась бы его, выполняла его указания и делала бы то, что он хотел. Одно время Виктор именно о такой спутнице жизни и мечтал. Он много раз прокручивал в уме ситуацию, когда рядом с ним – женщина, у которой нет своего мира, которую не нужно завоевывать, для которой не нужно стараться быть интересным, соответствовать и вообще прилагать усилия, чтобы привлечь ее внимание. Вначале это казалось заманчивым. «Райская жизнь», которая ожидала Виктора, виделась островком блаженства, на котором он вместе со своей непритязательной подругой вкушает плоды земные. А завтра? А через неделю? Все то же… И через месяц, и через год…

Виктор задумался и пересмотрел систему ценностей. Через год, а возможно, и раньше, при такой жизни он начал бы умирать от скуки, а потом… отправился бы искать женщину, подобную Аглае, и совершать все мыслимые и немыслимые подвиги, чтобы завоевать ее сердце. Такой вывод оказался неожиданным и пугающим.

«Что я делаю не так? И как надо?» – вот два вопроса, которые Виктор задал себе впервые за годы поисков ответа на предыдущие вопросы: «Почему она такая? И как ее исправить?»

«Она» – это, конечно же, супруга, которую он одновременно хотел – и которая его не устраивала. Эта двойственность, которой Виктор не мог найти объяснения, лишала его сил. Что еще хуже, у него не было какого-либо способа разрешить это мучительное раздвоение. Но жизнь, как водится, вносит свои поправки. Когда ситуация достигает апогея, а человек не может с ней справиться, жизнь сама вмешивается в этот процесс.

Виктор стоял под душем и пытался понять, что изменилось в его отношениях с женой. Сегодня ночью он ощутил что-то новое, какой-то неизвестный еще ему оттенок чувственности, какое-то мимолетное желание получить от него больше, чем обычно, что Аглае было вовсе не свойственно. Он вообще считал, что к его ласкам она относится не то чтобы равнодушно, а просто привычно, без радости, – отбывает , стараясь при этом сократить время близости. Очевидно, что это бывало ей в тягость, но она не подавала вида. Так было всегда. И вот этой ночью… вдруг появилось нечто другое. Он не знал, не мог объяснить – что. Это оказалось удивительно приятно.

– Может, это потому, что я вчера подарил ей набор французского белья? – гадал Виктор.

Ему захотелось доставить жене удовольствие, и он сделал то, что в их семье было не принято: купил Аглае набор белья на свой вкус, невзирая на цену. Обычно она покупала себе все сама, а частенько пополняла и его гардероб. Виктор приобретал себе одежду очень редко, а Аглае – почти никогда. Может, это маленькое изменение в его поведении и вызвало у жены едва уловимую нежность, необычные ласки? Дело не в подарке – он понимал это (у Аглаи было полно тряпок), – а в его внимании, в том, что он думал о ней, что-то выбирал для нее, хотел ее порадовать… По дороге домой он купил ей цветов, а на ужин – вино и торт. Все эти мелочи, о которых он не думал и которые, женившись, перестал делать через пару месяцев, оказались совсем не мелочами.

«Куплю на послезавтра билеты на ее любимую камерную музыку, и не стану просто ее отвозить, а пойду вместе с ней! – решил Виктор. – Выпьем шампанского в буфете! Как раньше, когда я за ней ухаживал!»

Эта мысль ему очень понравилась. Вспомнились их прогулки по ночной Москве, бутерброды с красной икрой в театральных буфетах, широкие лестницы, на которые он вносил ее на руках под завистливо-осуждающими взглядами, поцелуи в темноте зала, в ложе, среди запаха пудры, бархатной обивки и духов…

Выходя из дому, Виктор с удивлением почувствовал себя как человек, который долго и тяжело болел и наконец начал выздоравливать. Он словно заново открывал для себя высокое синее небо, шелест цветущих каштанов, запах земли и цветочной пыльцы в воздухе – и необыкновенную, давно забытую радость доставила ему бабочка, усевшаяся на капот его машины и шевелившая длинными усиками.

– Лети, глупышка! – сказал Виктор, слегка подув на нее и провожая взглядом ее веселый полет. – А мне пора ехать!

Камергер императорского двора, в бархатной одежде, расшитой золотым позументом, сверкающей бриллиантовой россыпью, в завитом парике, стоял на коленях посреди огромной, увешанной зеркалами залы, многократно отраженный в этих зеркалах, среди нестерпимо жарко горящих свеч… Или это кровь бросилась ему в лицо? Его сердце громко стучало, отдаваясь болезненным эхом в висках и затылке. Что же это? Он опять не получит ответа? Сегодня так же, как вчера, как два дня назад?

Перед его глазами расплывался прозрачный, собранный в складки шелковый подол ненавистной красавицы… Этот подол парижского платья чуть колыхался, едва касаясь гладкого блестящего паркета. Красавица не обращала внимания на мужчину у ее ног, она смотрела в высокое дворцовое окно, за которым в тусклом золотом сиянии северного неба опускался на пустынную каменную площадь снег… С Балтики ветер нес свинцовые тучи, а во дворце трескались от жара изразцовые печи, сияли огни и искрилось шампанское в тонких бокалах. Красавице хотелось любви… исступления и безумства, когда под вкрадчивый и страстный шепот, в сладких извивах влажных тел, на смятых голландских простынях решались судьбы министров, полков и армий, огромных поместий и государственной политики… Ей хотелось отдаваться и властвовать одновременно. Ей хотелось…

Аглая Петровна проснулась от того, что хлопнула дверь. Ах, Виктор, какой сказочный сон не дал досмотреть! Вечно он должен все испортить!

Впрочем, сегодня она была на него не так уж и зла. Ночью он сумел доставить ей чуть-чуть удовольствия, так что ей даже захотелось продлить момент близости. Обычно она думала только о том, как бы все закончилось побыстрее и она смогла уснуть и купаться в своих волшебных снах. Оказывается, все может быть по-другому!

Вчера ее ожидал приятный сюрприз: Виктор пришел домой не так поздно, как обычно, принес вино и сладости, подарил ей чудное кружевное белье. За ужином он смотрел на нее, а не в тарелку, и сказал несколько слов о своих чувствах, вместо того чтобы обсуждать налоговое законодательство и поведение депутатов в парламенте. Пожалуй, дело не такое уж пропащее и из Виктора еще может выйти толк!

Аглая Петровна всю свою жизнь в супружестве тщательно скрывала не только от окружающих, но в первую очередь от самой себя, как она несчастлива в браке. Она знала, какая именно любовь ей нужна, но никогда не рассчитывала, что она ее получит. Ей хотелось поклонения, восхищения, обожания, безрассудства и пылкости со стороны мужчины. А Виктор… О, это целый роман о том, как суметь оттолкнуть от себя женщину и погасить в ней все чувства, какие только возможно!