Сергей Баталов - Домик лесника [СИ]

— Баночку «Балтики», третий номер, пожалуйста! — Роман сложенным вдвое полтинником ткнул в сторону именно той синей баночки, которую хотел купить; бросил голубую купюру на прилавок. Девушка ничего не ответила, замедленными, уставшими движениями отбила чек, оторвала его, отсчитала Чаркину сдачу, наклонилась под прилавок, чтобы нажать на кнопку, отпирающую электромагнитный замок стеклянного холодильника.

Роман вышел на улицу, подцепил ногтем алюминиевое колечко, сноровисто вдавил образовавшийся овальный кусочек крышки внутрь банки.

На улице было тепло. Он отошел немного в сторону от круглосуточного магазинчика, сделал пару глотков из баночки, посмаковал прохладный комочек пива, прокатившийся внутрь.

Неожиданно его внимание привлекла какая-то возня. Для опытного уха бывшего десантника шум, доносившийся из-за ближайшего проулка, говорил о многом…. Он быстро допил пиво, поискал глазами урну… Бросил баночку под ноги, она покатилась и рассерженно хрустнула у него под ногами, когда Чаркин побежал на источник шума.

В подворотне один молодой человек с размаху пинал другого, лежащего на асфальте. Этот, другой, уже никак не реагировал на удары ногами, со стороны казалось, что парень остервенело волтузит ногами по бесчувственному манекену, на который зачем-то напялили одежду. Увидев Рому, «ночной футболист» несколько секунд стоял молча, выжидающе глядел на молодого человека. Потом, оценив, очевидно, его рост, силу и уверенную походку трезвого человека, молча развернулся и быстро скрылся в темноте.

Чаркин подошел поближе к парню, наклонился. Тот лежал на спине, на голове чернели многочисленные продолговатые раны, как будто кто-то долго и сильно бил ему по черепу тупым и тяжелым предметом. Из-под тела на асфальт медленно растекалась темная жидкость, матово блестевшая в свете далекого фонаря. Жидкость пахла кровью. Этот запах Рома знал хорошо…. Так же как и другие запахи. Например, запах пороха, а еще — горелого железа и горелой человеческой плоти. Запахи первой чеченской войны….

Чаркин присел около парня. Парень еще дышал. «Надо вызвать скорую!» — Решил он. Он пошарил по карманам, вспомнил, что оставил мобильник дома, на столике, «пристегнутым» к зарядному устройству.

Он поднял голову, пошарил глазами по серо-желтым стенам панельных пятиэтажек, соображая, на какой из них может быть телефон-автомат. Пока он раздумывал, за деревьями промелькнули синие проблесковые маячки, установленные на крыше «УАЗика». «Менты!» — Обрадовался Чаркин и шагнул навстречу двум молодым парням с автоматами, выбравшимся из «лунохода».

— Где драка? — Вместо приветствия на ходу бросил ему один из патрульных.

— Пойдемте, покажу! — Он проводил милиционеров к лежавшему навзничь парню. Патрульные недолго осматривали бесчувственного парня, сразу вызвали по рации «скорую». Черная коробочка что-то прохрипела им в ответ. Хрипы и шумы, однако, полностью удовлетворили постовых, они встали, повернулись к Роману.

— Поедешь с нами! Расскажешь, что видел! — Сказал один из них.

— Поехали! — Легко согласился Чаркин.

В отделении подробно рассказал дежурному следователю все, что видел. Никаких документов у него с собой не было, но он, не чувствуя за собой никакой вины, дал свои подробные личные данные, и адрес, по которому был прописан и где фактически и жил — после недавнего освобождения из мест лишения свободы.

История та была темная и неприятная. Роман вспоминать ее не любил. Покуролесил после Чечни он по молодости и бесшабашности своего нрава изрядно — благо здоровье позволяло. Да и выучка борцовская с годами не прошла….

Словом, как говорится, у ментов на него имелся «зуб». Но ничего поделать с хулиганистым малым они могли — то доказательств не хватало, то собраны они были с нарушениями закона….

Проблему бывшего «чеченца» решили по-ментовски тупо и просто — подкинули Роману героин. Немного. Грамма два. Но на срок хватило.

Освободился Чаркин через два года, условно-досрочно, на полтора года уменьшив определенный судом срок своим поведением.

После освобождения он устроился на работу, познакомился с девушкой…. Жизнь потихоньку стала возвращаться в нормальное русло.

…Утром Чаркина разбудили чьи-то тяжелые удары в дверь. Научившийся на войне просыпаться мгновенно, Роман сразу догадался — чьи. «Опера! — решил он. Не иначе по вчерашнему случаю что-то новое «всплыло». Может, задержали вчерашнего «футболиста» и хотят, чтобы я его опознал»?

Он быстро натянул «треники» накинул рубашку на голое тело — те, которые должны были быть сейчас за дверью, ждать, как правило, не любили. Он открыл дверь, посторонился, пропуская внутрь тройку крепко сложенных ребят. Один из них был знаком Чаркину по вчерашней беседе в Октябрьском районном отделе внутренних дел.

Опера быстро просмотрели все комнаты, но не было похоже, что они что-то искали; скорее, зачем-то хотели убедиться, что больше в квартире никого нет.

— Собирайся, поедешь с нами! — негромко, но так, что сразу стало понятно, что спорить бесполезно, скомандовал Чаркину четвертый, незаметно просочившийся в оставшуюся открытой дверь в квартиру, пока трое первых рыскали по комнатам квартиры бывшего десантника. Роман насторожился — чересчур много ментов приехало для простого «приглашения» на опознание, и не стал заставлять себя «уговаривать». Он быстро переоделся в рубашку и брюки, накинул сверху легкую куртку, в которой он всегда носил паспорт и водительское удостоверение.

Беды не предвещало ничто.

…Горячее летнее Солнце давно угасло на Западе. Однако оттуда, куда спряталось на ночной отдых светило, широким светлым щитом наползли тучи и облака. Панцырь из небесного тумана щедро делился с землей остатками отраженного солнечного света, на несколько часов продлив и без того затянувшийся летний день.

Михаил Певзнер оторвался от телевизора, по которому шел какой-то заморский боевик, подошел к окну. Могучей ручищей он потер такую же мощную шею, стараясь уменьшить боль в шейном отделе позвоночника. Это напоминала о себе застарелая травма, полученная на давно забытом соревновании по САМБО. «Завтра будет дождь!» — уверенно констатировал он, едва взглянув на Запад. Боль в шее вкупе с тучами на Западе безошибочно свидетельствовали о переменах в погоде. Как правило — в худшую сторону.