Олег Дудинцев - Заказуха [сборник]

— Что же делать? — спросила молчавшая до того Анна Сергеевна.

— Не знаю, — нахмурившись, признался Субботин. — Ждать расплаты за легкомыслие. Ну и всеобщего просветления мозгов, — подумав, добавил он.

— Я ведь не смерти боялся. Уверяю вас, Георгий Николаевич, — снова заговорил профессор. — Я и не рассчитывал, что меня выпустят. Даже после этой идиотской программы. Меня ведь только благодаря одному человеку в живых и оставили.

— Тому, что накануне похищения звонил? — спросил Субботин, и профессор нехотя кивнул. — А именем его можно поинтересоваться?

Второй вопрос Степан Яковлевич оставил без ответа. Он молча поднялся с табурета, встал у окна и принялся разглядывать тусклый ноябрьский пейзаж с голыми деревьями и дворниками, сгребавшими в кучи мокрую листву. Его не отвлекали. Анна Сергеевна водрузила на плиту остывший чайник, а получивший разрешение, Субботин с наслаждением закурил.

— Не могу. Даже вам не могу, — не отрываясь от окна, сказал профессор. — Меня потому и отпустили, что я слово дал.

— Вы с ним встречались?!

— Утром, перед тем как меня в город повезли, — признался Вознесенский и с извиняющимся видом вернулся к столу.

Данный факт являлся неоспоримым доказательством вины скрываемого человека, но без официальных показаний профессора не имел для следствия никакой ценности. Субботин это знал. Чувствовал он и состояние бывшего пленника. Действуя больше по инерции, он еще попытался убеждать Вознесенского, но тот на компромисс со своей совестью не шел.

— Знаю, что лишаю вас всяческой перспективы, но прошу и меня понять. Даже если к следователю вызовут, о нем не обмолвлюсь, — предупредил он. — Лучше агитировать буду против них денно и нощно.

— Да кто вас теперь слушать будет, — махнул рукой Субботин. — Еще и побьют.

Полный несбывшихся надежд, он вернулся в отдел и пересказал услышанное Ковалеву, только что приехавшему из прокуратуры. Но и тот в свою очередь ошарашил Субботина сенсационным известием.

— Ты только сохраняй хладнокровие, — предупредил он. — Час назад наша прокуратура Замполита и Диму на трое суток упрятала.

Теперь пришло время удивляться Субботину.

— За что?!

— По подозрению. Подробности не знаю. Они там все как угорелые носятся. Слова не вытянешь, — объяснил Ковалев.

Обсудив с замом возможные варианты, Субботин позвонил Голубеву — руководителю главковской группы, работавшей по этим преступлениям, и договорился о встрече. Его группа из одиннадцати оперов базировалась в райуправлении, и уже через полчаса Субботин был там.

Укрывшись за пеленой сигаретного дыма, старший опер главковского «убойного» отдела Максим Голубев восседал за шахматной доской и норовил загнать в угол оставшегося без подданных вражеского короля. Сгрудившиеся вокруг опера подтрунивали над игравшими, давали советы и вдохновляли обреченного на проигрыш коллегу.

— До чего ж нахальная молодежь пошла. Сдаваться не хочет, — пожав Субботину руку, пожаловался Голубев на соперника. — Покури, Николаич. Сейчас я его обматерю и за пивом отправлю.

Субботин устроился на диване в углу кабинета и погрузился в раздумья. Наконец под дружные вопли сыщиков партия завершилась. Проигравшему торжественно вручили огромную сумку и изгнали в ближайший магазин. Победитель же присоединился к Субботину, поведавшему ему о возвращении профессора.

— Жаль, что назвать не хочет, — искренне посетовал Голубев. — Хоть кого-то могли подсадить.

— Я слышал, вы и без того «цвет района» в камеру отправили? — спросил Субботин, но Голубев поморщился.

— Максимум на три дня. Да и то еле прокуратуру уломали. Доказательств нет, одни голые соображения, — признался он. — Потерпевшие, сам знаешь, одно и то же твердят: было темно, никого не запомнили, раньше никто не угрожал. А по убийствам вообще полный ноль. Братву потаскали для порядка. Чтобы бумаг в дела накидать.

— По-нят-но, — разочарованно протянул Субботин. — Тогда на хрена задерживали?

— А чтобы задницу свою перед общественностью и родными начальничками прикрыть. Иначе после выборов нас же крайними и сделают. Из-за вас, скажут, они в депутаты проскочили. Вот если бы вы свои «глухари» вовремя раскрыли, этого бы не произошло, — передразнивая высокое начальство и представителей общественности, объяснил Голубев. — Так хоть будет чем отбиваться…

В тот момент, когда лидеры объединений валялись на нарах изолятора, а их адвокаты искали пути для освобождения своих клиентов, в районную администрацию позвонили из канцелярии губернатора.

Девять дней назад район за культурное обслуживание населения был награжден переходящим вымпелом, украсившим кабинет главы исполнительной власти Станислава Викторовича Шустова. И вот очередной за месяц успех. Знамя победителя городского конкурса-смотра, проводимого под девизом «В новый век с чистыми улицами». Шустов чувствовал себя на вершине чиновничьего счастья.

Он пригласил начальника управления торговли и поделился с ним общей для всех радостью.

— Завтра в пять приедут вручать. Сам вице-губернатор. Так что подсуетись насчет презентации человек на шестьдесят, — распорядился Шустов.

— Здесь или в ресторане? — уточнил тот.

— Давай здесь, в привычной рабочей обстановке. Оно как-то демократичнее, — слегка призадумавшись, ответил Шустов. Он вынул из бумажника пятисотрублевую купюру и протянул ее шефу торговли. — И отправь кого-нибудь за армянским, знамя обмыть. Только самопальный не бери, — машинально предупредил он, но, опомнившись, махнул рукой. — Нашел кого учить. Ты и так лучше меня все знаешь.

Станиславу Викторовичу Шустову шел сорок второй год, и каких-то десять лет назад он протирал штаны за чертежной доской проектного института, не помышляя о столь феерической карьере. Но волна демократических перемен выплеснула его из стен института, покачала, покачала да и забросила в кресло депутата районного совета. «Надо ловить миг удачи. Иначе сгниешь за этой чертовой доской, — ступая на политическую тропу, рассуждал тогда еще инженер Слава Шустов. — А чем я меньше других демократ? В партии не состоял, на „Правду“ принципиально не подписывался, диссидентов и евреев не трогал и даже прочел в студенческие годы самиздатовский роман Булгакова».

И действительно, он был не меньшим демократом, чем многие другие, хотя и слабо разбирался в политике, экономике и вообще в какой-либо практической деятельности. Зато говорить он умел и любил, этот природный свой дар до блеска отшлифовал в разноплановых дискуссиях, ' за что коллегами по депутатскому цеху был избран председателем. Когда же после известных октябрьских событий, завершившихся многомиллионным ремонтом Белого дома на Краснопресненской набережной в Москве, Советы приказали долго жить, Станислава Викторовича Шустова назначили главой районной администрации. Пришлось наспех постигать основы хозяйствования и посещать по вечерам какие-то курсы, но вместе с тем пришла к нему и реальная власть, а что самое приятное — бюджетные деньги.