Тилли Коул - Рип

Я вернулась к тому положению, в котором находилась раньше. И кое-что я заметила впервые. Грудь Заала быстро поднималась и опускалась по мере приближения к нему. Я что-то пробуждала в нем. Я была поражена им, и не могла поверить, насколько сильно он меня тронул.

Взяв ткань, я прижала ее к его щеке. Прислонившись, я почувствовала его теплое дыхание на моем лице. Я видела, как вены на его шее вздувались при каждом мягком надавливании, которое я делала. Удалив грязь и кровь с его лица, я обнаружила некоторые особенности его внешности. Его кожа была гладкой, а ресницы такими темными; это было почти так, как будто его верхнее веко было подведено карандашом. Эффект от этого идеально обрамлял его нефритовые глаза. Нефритовые глаза, которые никогда не отрывались от моих. Нефритовые глаза, что при ближайшем рассмотрении, полностью украли мою душу. Цвет был захватывающим, его радужные оболочки были ярко-зелеными, без коричневых пятен, только самые чистые и красивые цвета, подчеркивающие его грузинские черты.

Но то, что удерживало и волновало меня, было чем-то совершенно несущественным. Три маленьких метки красоты, три мелких родинки, расположившиеся сбоку от его левого глаза. Они заставили его казаться человеком, а не животным, жестоким диким монстром, которым он был сделан. Эти три родинки обещали мне, что здесь сидит человек. Под шрамами, мышцами и татуировками был спрятан угнетенный и потерянный человек.

Я умыла лицо Заала. Даже когда он был чистым, я не хотела переставать касаться его лица. Я не хотела прекращать проводить руками по его высоким скулам, по его широкому лбу и по его сильной челюсти. Было очевидно, что он жаждал моего прикосновения так же сильно, как мне нравилось прикасаться к нему. Когда я двинулась, чтобы убрать руку, Заал поднял руку и положил ее на мою.

Моя ладонь была прижата к его щеке.

Мы дышали в унисон.

Не было ни слов, ни звуков, только моя кожа к его.

Вскоре глаза Заала закрылись. По мелким вдохам, которые он делал, я поняла, что скоро он заснет. Его тело было истощено, в результате рассеивания любого сильного наркотика, который тек по его венам.

И все же его рука не сдвинулась с моей. Голова Заала была наклонена так же, как будто он опирался на мое прикосновение.

Мое сердце пропустило несколько ударов. Я не могла перенести чувств, пробежавших по моему телу. Я не могла принять то, что в присутствии Заала заставляло меня чувствовать. Как будто что-то, что я должна была держать в страхе, пробиралось на поверхность.

Убедившись, что он спит, я осторожно убрала руку с его лица. Внезапная волна пустоты прошла сквозь меня. Подняв мочалку, я сунула ее обратно в сумку. Затем я подтянула его спортивные штаны, насколько смогла.

Заал не шевелился.

Отойдя, я уставилась на оставшегося наследника клана Костава. Любая ненависть, которую я затаила, исчезла.

Смущенная и более чем обеспокоенная сегодняшними событиями, я подняла миску и свою сумку и направилась к лестнице. Я старалась не оглядываться назад, но мое сердце физически болело при мысли о том, чтобы оставить его здесь, в этом адском подвале, без света, чтобы утешить его, без меня, чтобы прижать ладонь к его щеке и помочь ему расслабиться.

Не в силах остановить приступ вины, пронзивший мою грудь, я заставила себя подняться по лестнице и открыть дверь. Я помчалась в ванную, вылила грязную воду и направилась на кухню, чтобы запереть ключ в сейфе. Но когда я вошла в комнату, Савин и Илья уставились на меня, оба выглядели разочарованными. Я взглянула на монитор наблюдения за подвалом рядом с ними, на экране которого ничего не было, только белый шум. Я покачала головой от их гнева.

Илья двинулся вперед, словно собираясь что-то сказать, но я подняла руку.

— Не надо, — приказала я жестким голосом. — Я иду в свою комнату.

Повернувшись на каблуках, я побежала вверх по лестнице в свою спальню. Через несколько секунд я была в душе, мой разум топил меня в воспоминаниях о том, что только что произошло.

Я представляла, как глаза Заала смягчаются, когда я его очищаю. Его рука скользила моими пальцами по лицу, молча умоляя меня умыть его. А потом он засыпает, прижимая мою ладонь к своей щеке; засыпая, полностью доверяя мне, незнакомке.

Я провела руками по щекам. Я чувствовала себя обеспокоенной. Потому что я чувствовала. Я чувствовала что-то к нему, моему врагу. Жар пронесся по моему телу, когда я вспомнила, как он поглаживал свой член, вспомнила, как его рука направляла меня, чтобы заставить его возбудиться, его затрудненное дыхание и выражение чистого удовольствия, которое распространилось по его лицу, когда он выпустил семя на живот.

Не в силах сдержать стон от воспоминаний, я скользнула рукой по мыльному телу туда, где больше всего нуждалась в нем. Пальцы пробежали по клитору, и я закричала, настолько сильно мне нужно было освободиться. Только воспоминания о его стоне и грохочущем рычании подвели меня к краю. Моя спина прижалась к стене, когда я все быстрее и быстрее погружала пальцы, стоны вырвались изо рта. Затем, когда я представила, как он смотрит мне в глаза, когда его челюсти сжались, он взревел и кончил белыми струями спермы на оливковую кожу живота. Я закричала, когда чистое удовольствие пронзило меня. Мое тело изогнулось от силы того, насколько сильно я кончила, задыхаясь после этого.

Стоя под сильными брызгами воды, я смывала влажность, покрывающую внутренную поверхность бедер. Я выпрыгнула, вытираясь полотенцем.

Когда я легла на кровать, волна стыда охватила меня. Я зажмурилась, чувствуя себя так, словно предала свою кровь. Что бы сказал мой отец, если бы узнал, что я только что сделала с врагом?

Но как бы я ни отчаивалась, я не могла сожалеть о Заале.

Я хотела его.

Но я знала, что не смогу снова спуститься туда. Я был обязана своей семье.

Через десять минут я вытерла волосы и заползла в кровать. Я просто хотела свернуться калачиком и на время забыть обо всем.

Как только я прижалась щекой к ладони в поисках сна, воспоминания о Заале, делающем то же самое, вызвали потребность в моем теле, потребность в нем.

Подняв руку к ноутбуку на комоде, я открыла его и обнаружила, что мои охранники снова подключили систему наблюдения. Я впала в унылый сон, наблюдая, как теперь чистый Заал глубоко спит.

Его обычно пронизанное болью лицо сейчас выражало только спокойствие.

Я не выходила из спальни весь день. На самом деле, я даже не покидала свою кровать. Я заставляла себя держаться подальше от подвала. Я заставляла себя оставаться запертой, нах*й, и точка. Я заставляла себя бороться со своим инстинктом оказаться рядом с Заалом.

Я ворочалась всю ночь напролет. Воспоминания о моей бабушке заменили сны, наполняя меня чувством вины. Воспоминания о том, как она гладила меня по волосам, когда я засыпала в детстве, рассказывала мне, как встретила свою настоящую любовь…