Алексей Биргер - По ту сторону волков (полная версия)

Тут я опомнился от своих размышлений, потому что на мой стол упала тень. Я поднял взгляд — в дверях стоял врач. И вот ведь у снов сила какая: знал я, что приснилась мне полная чушь, а все равно внутренне похолодел и напрягся, увидев его милое, совсем не вурдалачье лицо.

— Я ждал вас, ждал и решил навестить, — сказал он. — Уже давным-давно рассвело, я думал, мы еще часа два назад на месте будем. Что с вами? Почему вы застряли? Так народ и все следы перетопчет. Слух уже пошел, что новый участковый оборотня ранил. Многие уже смотреть пошли, а скоро набежит еще больше. Так и все хорошие образцы погубят. Да и погода на тепло пошла, кровь может уйти вместе со снегом.

Показалось мне, или он в самом деле как-то странно приглядывался по сторонам — жадной такой украдочкой?

— Я наверх доложил, и мне велено уполномоченного НКВД ждать, — объяснил я. — Вместе с ним отправимся. Хотите — в больницу возвращайтесь, хотите — вместе со мной энкеведешника дождитесь. А я вас чайком попотчую. Сладким.

Он присел, а я опять вытащил свой вещмешок — все мое имущество, с которым я прибыл, и были в нем остатки от моего запасца сахара и чая да кой-какие никчемные вещички — и извлек все необходимое, и чай сготовил, и сели мы с врачом покалякать в ожидании уполномоченного.

— Все документы по оборотню штудируете? — спросил врач, кивнув на бумаги на моем столе.

— Штудирую, — меня позабавило употребленное им слово, и я решил взять его на вооружение, чтоб самому порой использовать. — И, знаете, забавная картинка получается.

— Какая? — полюбопытствовал он.

— А такая, что этот оборотень — единственный здесь, благодаря кому хоть какой-то порядок держится. Только страх перед ним и отпугивает местную нечистую братию от того, чтобы все склады разграбить да ночи напролет другие непотребства творить. Без него здесь никто не справится. И я не справлюсь. Вот он я — одна голова, две руки на весь огромный район. Вот я и думаю, — усмехнулся я. — А какого хрена мне за этим оборотнем гоняться? Он же, выходит, мой первый помощник. Не лучше ли оставить его в покое? Ну, загрызет он иногда кого-нибудь, зато хоть по ночам буду спать спокойно — и жертв меньше будет, чем без него.

Врач ошеломленно меня слушал.

— Вы это серьезно? — спросил он после паузы.

— Серьезно — не серьезно, а суть проблемы улавливаете?

— Суть проблемы в том, что у вас мигом руки опустились, как вы нынешнюю здешнюю жизнь увидели? — спросил он.

— Руки у меня никогда не опускаются, — заверил я. — Я говорю, так сказать, с точки зрения целесообразности.

— Пусть волк по ночам воет, людей пугает? Им же безопасней: по домам, взаперти, в целости и сохранности?

— Вот-вот. С волками жить — по-волчьи выть.

— А если люди не хотят выть по-волчьи?

— Да у них вой в душе стоит хуже волчьего. Неужели не слышите? Отними! Ограбь! Прикармань! Зарежь! Изгадь! Изуродуй! А вы мне о волках… Вы на волков не смотрите, вы дальше взгляните, по ту сторону волков…

— По ту сторону волков?

— Да, чтобы видеть, что за каждым волком есть человек. Есть такая гадина, которой мы должны интересоваться. А с волками пусть егеря разбираются.

— Не то вы что-то говорите, — кисло возразил врач.

— Вам так кажется, потому что вы в смысл слов моих не вникаете. Думайте, думайте. Не волчий вой, а то, что спрятано за волчьим воем, — вот где наша загвоздка. И вот где наш ответ.

— Вы не верите, что воет всамделишный волк? Вы полагаете, кто-то подражает волчьему вою?

— А разве это так трудно? Сами попробуйте.

Врач пожал плечами, запрокинул голову — совсем как в моем сне — и завыл точно так же, как во сне, тонко и жалобно, похоже на юродивого, находящегося на его попечении.

— Недурно получается, — одобрил я. — Вам бы еще чуток практики, и вас от волка не отличить. А наш оборотень, наверное, еще и тренируется…

— Если тренируется, то где? — спросил врач.

Я взглянул на него недопонимающе.

— Ведь во время репетиций его воя не должно быть слышно, — пояснил он. — Иначе бы его сразу раскусили.

— Не слышно и не видно… — протянул я; хотел еще кое-что добавить, но тут под окнами конский топот послышался.

— Совсем стыд потеряли — посреди бела дня на ворованных лошадях разъезжают, — обронил врач.

— А кого им бояться… — начал я, но тут знакомый мой конокрад ворвался в помещение весь запыхавшийся.

— Поймали, начальник! — торжественно заорал он. — По вашей примете поймали, по боку его, пулей задетому! Народ его сейчас кончать собирается!

Мы с врачом так и подскочили.

— Не сметь самосуда! — воскликнул я. — Остановить их надо. Где убивают? Кого?

— В Митрохине, Колю инвалида, — объяснил конокрад, явно несколько разочарованный моей реакцией. — А ведь как маскировался, гад! Несчастненький такой, по нему и не подумаешь! Его уже повязали, теперь осиновый кол вытесывают.

— Ну и дикость!.. — вырвалось у врача, но я жестом остановил его, прежде чем он успел что-то еще сказать.

— Вот что, — обратился я к конокраду, — скачи назад и останови их. Вы что, не понимаете, что мне он живьем нужен? Скажи — если прикончат его до моего прибытия, я шкуру со всех живьем сдеру. Лети во всю прыть, а мы с врачом немедля выходим в Митрохино.

Парень нехотя и разочарованно вышел на улицу, и мы услышали удаляющийся топот копыт.

— На то смахивает, что вы их за один день к рукам прибрали, — удивленно заметил врач. — Никакой вам оборотень в помощники не нужен.

— Пойдем, — проговорил я, быстро накидывая шинель. — По пути договорим… Уполномоченный НКВД приедет, скажи ему, что по срочному делу пришлось отбыть в Митрохино и что дело серьезное, — распорядился я дежурному, и мы с врачом отбыли в путь.

— Так вот, насчет того, что я их к рукам прибрал, — заговорил я, пока мы шли к железнодорожному переезду. — Так вот… Мысль мне в голову пришла, понимаете? Заблудившиеся ребята. Что они видели, кроме голода, холода и озверелости? Толком и не учились, небось. Сбились в стаю — такую, что волчьей стае сто очков вперед даст, тоже по ту сторону волков оказались, если хотите. И все равно — неизвестно, куда руки приложить.

— Трудодни-то отрабатывают, — сказал врач.

— Наверно, и отрабатывают. Но тоже, знаете… От этих галочек много проку не видели. И усвоили черти, что хоть от зари до зари работай, хоть спустя рукава — из нищеты не выбьешься, но и с голоду совсем пропасть не дадут. Тусклая, в общем, жизнь, без изюминки, без света в окошке. А тут — красавиц-лошадей привезли. И вот видят они этих лошадей, и глазенки у них загораются, и тут они выясняют, что лошади практически без охраны и что угнать их ничего не стоит. Так для них это — прик-лю-че-ние, такое же осуществление мечты, как для нас с вами, к примеру, оказаться вдруг наяву на одной шхуне с детьми капитана Гранта.