Георгий Вайнер - На темной стороне Луны

— Пока не знаю.

— Дело твое. А курирует нас — первый зам. Генерал Чурбанов…

Туре казалось, что он только заснул, когда раздался пронзительный телефонный звонок. Он снял трубку, и уже знакомый сипловатый голос сказал:

— Халматов! Хочешь жить — сиди, не рыпайся! Узнаем, что шевелишься — замочим тебя! Найдут в магистральном канале, и все подтвердят — сам утонул. Понял?

Тура бросил на рычаг трубку. Все сомкнулось. Это те же люди, что утопили брата Уммата.

В темноте воспаленно поблескивали белки глаз Надежды.

— Что тебе сказали?

— Да ничего, глупости… Надечка, завтра ты уезжаешь, и все будет нормально. Я тебя без крайней необходимости беспокоить не стану, звонков не жди. И еще. Я тебе дам два письма: в МВД и Генеральному прокурору. Их надо будет отправить не с почты, а с какой-нибудь верной оказией в Москву, чтобы конверты опустили в ящик уже на месте…

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Да ничего особенного, просто на всякий случай.

Надежда спала беззвучно-тяжело, как спят на коротком привале, выбившись из сил, забыв обо всем.

Тура вышел на кухню. Рядом с телефоном, на полке, лежала стопа бумаги, он взял несколько чистых листов, положил на стол. Достал авторучку. Долго обдумывал начало. Потом написал:

Первому заместителю министра внутренних дел СССР генерал-полковнику Чурбанову Ю. М.

от подполковника милиции в отставке Халматова Т. М.

Товарищ первый заместитель министра!

Это рапорт мертвого человека. Если он лежит перед вами, значит, человека, который его написал, нет в живых…

Утром за ними заехал на Автомотрисе Силач, и они покатили не торопясь в аэропорт. Улугбек на переднем сиденье весело спорил с Силачом, обсуждая преимущества «Жигуля» перед «Москвичом». Надежда крепко держалась за руку Туры, а смотрела все время в окно, чтобы он не видел набегавших беспрерывно слез.

Тура нежно обнимал ее за плечи, тихонько приговаривая:

— Ну, что с тобой, Надечка моя! Расстаемся на неделю, а ты вдруг раскисла… Ты ведь никогда ни на что не жаловалась. Надечка…

— Убегаем, как воры… Попрощаться не с кем, — горько сказала Надя.

— Вот это ты зря, — подал голос Силач. Тура перехватил его взгляд в зеркальце заднего вида. — Не дадут нам уехать, не попрощавшись…

Тура оглянулся — в пределах видимости тянулась за ними ровно, как привязанная, патрульная машина 13–47. Утреннее солнце бликовало в лобовом стекле — вдавленной рожи водителя было не видно, но от этого слепой напор преследователя и соглядатая был еще тревожнее.

— Может, погонять его маленько за нами? — спросил Силач. — Время позволяет…

— Ни в коем случае! — отрезал Тура. — Мы должны быть за полчаса до начала регистрации…

В аэропорту обычные духота, суета и неразбериха. Тура пошел к стойке узнавать о времени посадки, а Силач с Надей и Улугбеком отправились в буфет. В коротком рукопашном бою Силач отбил столик — липкий, захватанный, зловонящий копченой рыбой, потом нашлись и стулья, привычная энергия и хватка в добыче пропитания позволили сравнительно быстро достать из-за прилавка засохшие пирожные и растаявшее мороженое.

Улугбек от волнения перед первым в жизни полетом на самолете был возбужден, говорил без остановки, перемазал лицо мороженым, беспрерывно вскакивал, боясь опоздать на посадку.

— Сиди, дуралей, не дергайся, пока отец не придет, никуда твой самолет не улетит, — успокаивал его Силач.

Потом появился Тура, держа в руке зарегистрированные билеты. Уселся на свободный стул и показал глазами Силачу на вход — сержант-водитель с выпиравшим лбом и подбородком стоял у дверей буфета и пил из горлышка лимонад.

— Плотно они нас держат, — усмехнулся Силач и добавил: — Около посадочной стойки я видел еще одного… Они не хотят, чтобы у нас были от них свои маленькие тайны…

Тура посмотрел на настенные часы и довольно громко, чуть раздражений сказал жене:

— Надя, ну почему он у тебя всегда вымазан, как поросенок? Вымой ему лицо… — И добавил чуть растерянно: — Пожалуйста…

— Не надо сердиться, — она положила руку ему на плечо. — Сейчас мы с Улугбеком вымоем ему мордаху, и все будет в порядке. Дай твой платок — утереть его…

Они встали из-за стола, и Улугбек протянул отцу свой черный пластмассовый пистолет — совсем как настоящий:

— Подержи пока, мы сейчас придем…

В хромированной крышке кофеварки Тура видел, как они прошли мимо патрульного сержанта в дверях и отправились в туалет. Силач предложил:

— Давай еще чего-нибудь пожуем…

— Давай, — равнодушно ответил Тура. Встал и пошел в конец длинной очереди к прилавку. Не лез вперед, не суетился, терпеливо ждал, опершись на грязный барьерчик. Потом повернулся и стал смотреть в окно.

Он увидел, как Надя вышла из бокового входа аэровокзала, расположенного рядом с женским туалетом. Она пошла не через привокзальную площадь к стоянке такси, а сразу же свернула за угол — к багажному отделению. Если бы патрульный водитель стоял не у двери буфета, а вошел внутрь и выглянул в окно, то вместе с Турой увидел, как Надя тащит за собой упирающегося мальчика, что-то втолковывая ему на ходу.

Но патрульный был не сыскарь, конвойный хвост, и знал свое дело туго — ему надо было убедиться, что Надежда с ребенком сели в самолет, а пройти мимо него на посадку или к главному входу незамеченными они не могли.

Надежда уже стояла около вишневого «Москвича» и о чем-то быстро договаривалась с водителем — Тура ей десять раз повторил накануне: ехать только на леваке или на частнике, ни в коем случае на такси, это контингент проверяемый.

Улугбек полез в кабину, Надя подсадила его, уселась сама, пыхнул сизый дымок выхлопа неслышно заведенного мотора. Ну, быстрее, быстрее, пожалуйста, быстрее! Уезжайте.

— Гражданин! Вам чего! Вы что, оглохли? — спрашивала его буфетчица. Очередь подошла незаметно.

— Бутерброды… Сок… — механически сказал Тура. — Чего хотите…

— Чокнутый какой-то!

«Москвич» описал круг по площади — Надя, делая вид, что поправляет туфлю, низко наклонилась, почти лежа приникла к сиденью, когда машина проезжала мимо патрульного экипажа 13–47, пристроившегося у края автомобильной стоянки. Вспыхнули, весело подморгнули желтые мигалки на повороте — «Москвич» исчез на шоссе в сторону Мубека.

Теперь надо потаскать за собой наблюдение еще полчаса — в 11.15 поезд на Ташкент пройдет за выходную стрелку. Билеты в общий бесплацкартный вагон, полный безбилетников, базарных умельцев, работяг, крестьян, хаотических проезжих людей, которых ни разыскать, ни опросить невозможно, — лежали у Нади в сумке.

Тура вернулся за стол к Силачу, составил тарелки и стаканы с подноса и негромко сказал: