Владислав Авдеев - Камень заклятия

Нет, это была месть. Конечно же, месть. Мне ничего сделать не может, я его хозяин (как видно, и у потусторонних сил существует субординация, блин). Вот и устраивает нападение на близких мне людей. И кто будет следующий? Мама, Лиза, Нюра, Николай? Чтоб спасти их, оставалось одно — взять камень заклятия. Но это значит подчиниться Злу. Не важно, что я не хочу ничьей смерти, Оно среагирует на малейший эмоциональный всплеск. Частенько, глядя на туповатых министров и депутатов (или хитрых и подлых), мы восклицаем: «Взял бы и убил всех» или «Чтоб они там в Москве все сдохли!» И считай, приговор подписан. А сколько возникает нюансов в повседневной жизни? Где гарантия, что в горячке не вылетят слова «Лучше бы тебя совсем не было!» или «Пошел ты к черту!»?

И тут ко мне пришло верное (как показалось вначале) решение — надо покончить с собой, и все прекратится. Голова моя тут же заработала в этом направлении, и план действий был готов. Якобы я уезжаю в город и пропадаю там без вести, а сам беру винтовку, ухожу подальше в тайгу и… На душе, когда передо мной не стояла проблема выбора, стало как-то спокойнее.

Но ненадолго, прошло с полчаса, и меня охватило сомнение. А где гарантия, что после моей смерти Оно забудет о мести? Зло есть зло и будет творить свое черное дело до последнего.

Ладно, заберу я этот чертов камень. Наверное, как-то его все же можно нейтрализовать, держать в узде, как выразился Сизов. В узде! Шаман — вот кто может погасить силу, хранящуюся в нем. И я знал, к какому шаману я обращусь. К тому, что захоронен возле брошенного наслега.

Пришлось снова будить Николая. Сразу заявил, что забираю его моторку. Заодно поинтересовался, на сколько километров смогу подняться вверх по Жердяйке.

Николай уверенно заявил:

— После таких дождей километров на десять. Дальше даже не пытайся, пойдут топляки, поваленные деревья, камни. А вообще куда ты собрался?

— В наслег.

— Куда? Какого хрена ты там потерял? Да это такое проклятое место. Гришков побывал там, так руку парализовало, а Смольников в психушку угодил. Вроде бы видел танцующего шамана. А шаман лет сто назад умер.

— К нему мне и надо. Сообрази что-нибудь поесть дня на два, вдруг за день не обернусь, и термос с кофе. Маме скажешь, я вернулся на покос.

— Зачем тебе туда ехать, тем более одному? Я не смогу тебя сопровождать, мне рисковать нельзя, надо ребятишек сначала на ноги поднять.

— Да я и не зову тебя. Мне надобно явиться туда одному. А ехать я обязан, только он может помочь, больше никто. Иначе случится такое…

— Что-то вроде нападения баптиста на Лизу?

— Может, и похуже. Мотор поможешь донести до реки? Бок болит, ребра, что ли, братки сломали.

— Так съезди сначала в район, пройди рентген. Шаман подождет.

— Времени нет. Как бы не опоздать. Давай собираться. Если что, моторку знаешь где искать.

— Сплюнь! Не каркай! И подожди до утра, чего на ночь лезть. Забыл, как нас в курье чуть не окучили.

— Я ночью и не полезу, просто из села лучше убраться по темноте. Спокойно, самосплавом доберусь к рассвету до устья Жердяйки…

Чтоб достать камень, пришлось потревожить могилу братков. Нос, Колыма, Цыпа — жертвы ельцинской «свободы», анархии, которая втянула их в свой водоворот. Если останусь жить, сделаем с Николаем гробы и похороним парней по-человечески.

Воды в Жердяйке хватало, и я поднялся по ней до отметины, про которую говорил Николай, — деревянная покосившаяся вышка, оставленная топографами или геодезистами. До наслега оставалось еще тридцать километров. Когда-то вдоль реки тянулась широкая тропа. Поначалу она заметно проглядывала, и я шел легко и быстро, но вскоре она исчезла (Николай об этом предупреждал), как раз напротив отвесной скалы на том берегу. По поверьям, именно до этого места простиралось влияние шамана, действовала его сила, и не каждый отваживался продолжать путь. Но тропа исчезла не сразу, сначала на пути встали заросли шиповника и боярки, а уж затем сплошной лес. И скорость моя резко замедлилась.

Бок мой совсем разболелся, и я сделал привал. Николай сунул в рюкзак буханку хлеба, полпалки колбасы, банку тушенки, две пачки печенья и вареные картошины. Как ни был я напряжен, все же невольно улыбнулся, глядя на тушенку, у меня не было ножа и открыть банку я не мог — ситуация схожая с той, в которую попали герои Джером К. Джерома.

После еды — почти разделался с колбасой — скорость моего передвижения стала минимальной. Не знаю, сколько километров я прошел — солнце уже находилось в зените, как почувствовал исходящее от камня тепло, вскоре мне начало жечь бедро. Я вынул его из кармана, положил в носовой платок и понес как в мешочке. Через небольшой промежуток времени я почувствовал, пахнет горелой тряпкой. Глянул на платок — камня не было! Выпал сквозь истлевшую ткань. Я чуть не взвыл от отчаяния. Перед этим я пробирался сквозь кусты ольхи, которые ничем не отличались друг от друга, и не мог точно сказать, где именно прошел: между этими кустами или соседними.

У меня хватило ума не кинуться сразу сломя голову на поиски. Сначала я на видное место повесил выцветший до белизны рюкзак Николая, чтобы не потерять ориентиры и в случае неудачи вновь вернуться к исходной точке.

Передо мной стояла трудная задача, во-первых, я не помнил путь, по которому прошел, во-вторых, маленький камень трудно было заметить в опавшей листве, среди густого ольшаника. Точно я знал лишь одно — камень выпал на последних пятидесяти метрах, не больше. Но и это, конечно, не радовало.

Чтоб не топтаться на одном и том же месте, я направление поиска помечал, ломая ветки.

Через два часа все ветки в пределах предполагаемой потери были надломлены, брюки на коленях порваны — и все это при нулевом результате. А солнце уже катилось вниз, причем быстрее, чем поднималось. И я продолжил поиски камня, уже не обращая внимания на метки, но они мне все же пригодились, когда я попытался выйти на исходную точку и никак не мог найти рюкзак. Полчаса я, как безумный, метался по ольшанику, пока не вспомнил о сломанных ветках, и по ним вышел к рюкзаку.

Солнце еще не закатилось, но было где-то за долами, за лесами, красно-сизым цветом крася редкие облака.

Бессильное бешенство овладело мной, я воздел руки к небу, потряс кулаками и заорал нечто нечленораздельное…

И через несколько минут снова был готов к поискам, и моя настойчивость принесла успех. Камень я нашел в десяти шагах от рюкзака, уперся в него рукой, когда в очередной раз на коленях проходил маршрут. Он прятался под палой листвой. В лесу между тем быстро темнело, но я уже не торопился. Не спеша доел колбасу, картошку, почти прикончил хлеб, выпил остатки кофе и в опустевший термос положил камень, мысленно похвалив себя за такой ловкий ход.