Николай Леонов - Ринг

Он же прекрасно понимает, что талантом его Бог не обидел, во многом он способнее Исакова, например, в умении работать с людьми.

— Тебя за эту самую безжалостность не любят, — сказал он, подумав, добавил: — Люди не замечают, что ты к себе еще безжалостнее, чем к другим.

Исаков не отвечал. В темных очках он был еще более непроницаем. Сухой и собранный, он производил впечатление человека непоколебимого, удачливого и всеми любимого. Ничего этого у Исакова не было. Этот выезд в район — просто бегство. Уйти домой и лечь — не хватает мужества, оставаться в управлении и работать — не хватает сил.

С Пуховым и Седовым Исаков встретился за два часа до боя. Увидев виноватые лица друзей, он рассмеялся, опередив их, сказал:

— Привет, ребята! Вы что же, рассчитывали так быстро поймать преступника?

Жестикулируя, с красочными подробностями, Пухов рассказал о ночном путешествии. Исаков слушал очень внимательно, чем немало удивил старых боксеров.

— Молодцы. Составьте мне два списка. Первый — у кого вы были. Второй — кто из них сегодня придет в зал, — видя недоумение друзей, он пояснил: — Если вы побывали у преступника, то сегодня он придет сюда обязательно. Придет, чтобы доказать свою невиновность. Он увидел, что фоторобот на него не похож, понял, что бояться ему нечего, придет, обязательно покажется вам на глаза, спросит, как дела. Попытается помочь в розыске.

— А если мы у него не были? — спросил Седов.

Исаков развел руками.

— Дай-ка фоторобот, Валя, — обратился он к Пухову, затем продолжал: — Забудьте о внешности, попробуем подойти с другой стороны. Мы же знаете наших ребят. Кто из них способен на преступление? Вспомните характер каждого.

Договорившись о встрече на завтра, Исаков ушел. Пухов проводил взглядом его высокую поджарую фигуру, хлопнул Седова по плечу.

— Порядок, Седой! Петр нас снова запряг, теперь будем вкалывать.

Исаков отметил широкие юношеские костлявые плечи своего будущего противника, его нагловатую усмешку, пожал ему руку и, как бы между прочим, сказал его тренеру:

— Твои ученики, Василий, всегда отличались хорошими боковыми.

Когда он отошел, юноша повернулся к тренеру.

— Он уже все обо мне знает, Василий Николаевич.

— Что он знает? Не вздумай его бояться. Одно имя осталось. Работай побыстрее, и он твой.

После утренней стычки Попов решил проучить мальчишку. В своем кабинете он долго сердито сопел, грыз мундштук, обдумывая план предстоящей мести, вдруг вспомнил, как неделю назад присутствовал на допросе, который проводил Исаков. Петр допрашивал официантку Голикову. Она могла опознать давно известного Попову рецидивиста Кирюшина, которого подозревали в совершении дерзкого преступления. Голикова не хотела давать показания, Попов видел, что ее пугает напор Исакова, что женщину надо допрашивать мягче, ничего не писать при первой беседе. Он хорошо знал таких людей, чей девиз — ни во что не вмешиваться.

В тот день Попов промолчал, сейчас вспомнил Голикову, поехал в кафе, долго сидел за ее столиком, благо посетителей почти не было. Официантка его не узнала, и Попов пил кофе, приглядываясь к женщине, слушал, как она переговаривается с товарками, затем сам включился в общую беседу. Солидный и ненавязчивый, Попов не походил на ухажера, девушки охотно приняли его в компанию. Так он просидел два часа, выяснил, что скоро будет пересменка, дождался, пока Голикова выйдет, и долго ехал с ней в троллейбусе. Женщина не видела старою инспектора и, когда он при выходе подхватил ее тяжелую сумку, удивленно взглянула на него, затем испуганно отстранилась. Напомнив об их первой встрече в МУРе, Попов по реакции Голиковой окончательно убедился, что она видела и может опознать преступника.

Они сидели на лавочке сквера, молчали. Попов знал, что торопить свидетельницу нельзя. Наконец она заговорила сама, долго объясняла, почему боится давать показания. Попов грыз мундштук и кивал, согласился, что она права полностью, но не уходил. Сидел, молча ждал, и женщина, не выдержав, все рассказала. Сначала выслушав, а затем в ближайшем отделении милиции записав показания, Попов, обрадованный, поехал в управление. Теперь-то он утрет нос мальчишке, теперь они выяснят, кто из них возится, а кто работает. Он еще не доехал до управления, как постепенно чувство радости и злорадства оставило его. Чему радоваться? Нашел преступника? Так ведь не этому обрадовался. Петра нужно было поправить неделю назад. А он промолчал, неделю потеряли. Кирюшин мог совершить еще одно преступление. Мог убить, потому что старший инспектор Попов стал медлителен. Исаков прав. Он снова будет драться сегодня с молодым парнем, будет драться не для того, чтобы доказать что-то ему, Федору Попову. Надо срочно найти Кирюшина. Сначала заглянуть в зал, пусть Исаков знает: одним делом будет числиться меньше.

Утром Попов прогуливался у кабинета начальника отдела. Как обычно, Хромов приехал около девяти.

— Здравствуй, Федор, — сказал он, не останавливаясь.

— Коля, я хотел попросить тебя...

Попов уже лет пятнадцать не называл его по имени. Хромов удивился, кивнул старому товарищу, пригласил в кабинет.

Попов достал из кармана сложенный вчетверо листок, молча протянул начальнику. Хромов прочитал, снял очки, потер переносицу.

— Может, сядешь? Выкладывай, что случилось.

Попов сел, пожал плечами, вздохнул.

— Стар стал. На пенсию пора... — Хромов молчал, постукивая очками по столу, смотрел вопросительно, и Попов добавил: — Я уж пару лет без огонька работаю... По-старому пороху не хватает.

Хромов вновь перечитал рапорт, убрал его в стол.

— Не вовремя ты, Федор, Исакова бросаешь.

— Петру нужны люди другие, — ответил Попов и перешел на официальный тон: — Товарищ полковник, прошу моему рапорту дать официальный ход. И еще, — он кашлянул, — вы прикажите Исакову, чтобы он сегодня этот чертов бокс прекратил. Нельзя так.

— Хорошо, Федор Владимирович, в отношении вашего рапорта я посоветуюсь с комиссаром, — ответил Хромов.

Попов неторопливо вышел, Хромов сделал запись в настольном календаре, затем нагнулся к селектору:

— Петр Алексеевич?

— Слушаю, Николай Иванович.

— Зайдите ко мне. — Хромов вынул из стола рапорт Попова, когда Исаков вошел, передумал и спрятал рапорт назад в ящик.

Увидев на Исакове темные очки, Хромов раздраженно спросил:

— Вы что, на кинофестивале?

Исаков снял очки, отвернулся. Хромов успел заметить синяк под глазом и сказал:

— Извините, лучше в очках, — деланно бодрым голосом продолжал: — Поздравляю, Петр Алексеевич, дело по изнасилованию вы раскрыли. Выправляешься потихоньку.

Одобрение начальника разозлило; вместо того, чтобы похвалить Попова, Исаков сказал: