Даниил Храбровицкий - По следу

Избрав уже однажды оправдавший себя способ, Брайцев подошел к окошечку кассирши и, представившись, показал ей фотографию Урганова.

- Был такой гражданин. Я продала ему мягкий билет до Ростова. Поезд ушел полчаса назад. Если достанете машину, вы сможете нагнать его в Поворине.

Был известен номер вагона и можно было дать телефонограмму по линии, чтобы в Поворине или даже в Балашове к поезду выслали наряд, но Брайцев не рискнул передавать Урганова в незнакомые руки и выехал на машине сам.

В Балашове они поезда не догнали: слишком уж разбитыми были проселочные дороги.

На перрон Поворинского вокзала Брайцев влетел вместе с паровозным гудком. Поезд уже тронулся. Махнув рукой на прощанье шоферу, Брайцев прыгнул в ближайший вагон.

Он постоял в тамбуре, отдышался и, переложив пистолет в наружный карман пиджака, двинулся через весь состав навстречу Урганову.

Колеса стучали на стыках, вагоны едва ощутимо раскачивало из стороны в сторону. Быстро спускалась черная южная ночь с немыслимо высоким куполом неба, усыпанным мириадами звезд. Пролетали за окнами телеграфные столбы, деревья и станционные будки. Бесконечно разворачиваясь фантастическим веером, плыла пахучая и прохладная степь.

Он справился у проводника мягкого вагона о пассажирах второго купе. В купе было трое: дама с девочкой пяти лет и мужчина, ехавший От Сызрани.

Брайцев прошелся по узкому коридору и остановился у окна, неподалеку от второго купе.

Дверь была приоткрыта. Устроившись у матери на коленях, девочка ела дыню. Сок стекал по подбородку и капал прямо на платье.

Сделав еще несколько шагов, Брайцев обернулся и тут же почувствовал, как кровь застучала в висках.

Закинув ногу на ногу, на диване сидел Урганов. Он был в легкой рубашке-тенниске и в габардиновых брюках, сужающихся книзу. Точно такой же пиджак висел на крючке у окна. Широкое белое запястье облегал массивный золотой браслет часов. Темные волосы были небрежно зачесаны назад, и одна прядь, спадавшая на лоб, завивалась колечками.

«В купе брать нельзя,- решил Брайцев,- мешают женщина и ребенок». Он понимал, что не имеет права подвергать риску их жизнь. О собственном риске Брайцев не подумал.

Возвратившись в противоположный конец вагона, он передал проводнику текст телеграммы на ближайшую станцию, чтобы к поезду был выслан наряд, и договорился, что в случае необходимости займет служебное купе. Потом, выбрав себе наблюдательный пункт в коридоре, Брайцев стал ждать. Он не сомневался, что рано или поздно кто-нибудь из пассажиров второго купе выйдет в туалетную. Если мать с дочерью,-он возьмет Урганова прямо в купе, если Урганов,-все произойдет здесь. Но там или здесь это должно произойти. Неизбежно.

Вышли мать с дочерью. Он дождался, пока они минуют его и достигнут конца коридора. Пора! Брайцев неслышно подошел к двери и откатил ее прочь.

- Не двигаться!

Урганов рванулся к пиджаку…

- Руки! - угрожающе предупредил Брайцев.- Руки на колени. Одно самовольное движение, и я спущу курок, Урганов.

Урганов с ужасом смотрел на него. На лбу его мелкими капельками выступил пот.

Нужно было спешить. С минуты на минуту могли возвратиться мать с дочерью.

- Встаньте,- приказал Брайцев.

Урганов подчинился. Держа наготове пистолет, Брайцев свободной рукой ощупал Урганова и извлек из заднего кармана брюк «Вальтер». Потом, пятясь, он вышел в коридор и, придерживая на всякий случай дверь, чтобы Урганов вдруг не захлопнул ее, пригласил его выйти.

- Вещи брать нужно? - спросил Урганов.

- Вещи останутся здесь.

- А пиджак?

- И пиджак тоже. Выходите.

Он пропустил его вперед.

И в этот момент Урганов побежал. Просто побежал, как бегают мальчишки, играющие в «догонялки». Брайцев обомлел от такой наглости.

В тамбуре промелькнула его тень, и тотчас же шелковые занавески надулись от порыва встречного ветра. Глухо хлопнула дверь.

- Спрыгнул! - вырвалось у Брайцева.

Поезд миновал подъем, с каждой секундой убыстряя ход.

Брайцев сорвал «стоп-кран» и открыл двери.

…Над головой висело иссиня-черное небо… На горизонте в степи полыхал огонек костра, и на этот огонек бежал Урганов.

- Стой! - крикнул Брайцев, но тот даже не обернулся. Спустив предохранитель, Брайцев стал целиться.

Он видел впереди спину бегущего. Это был не человек, это был волк, хищник, уходящий в степь, чтобы вновь убивать, грабить, собирать себе новую стаю.

Брайцев нажал на спуск и патрон за патроном выпустил всю обойму.

…Когда он подошел к нему, Урганов лежал на траве. Левая рука была закинута за спину. Он был мертв…

Спустя сутки после гибели Урганова Северцев возвратился в Москву. Пора уже было заканчивать дело, и, решив поставить последнюю точку, Иван Ильич вызвал в свой кабинет всех участников «волчьей стаи». Они сидели полукругом на табуретах, сложив руки на коленях,- шесть человек:

Николай Багров, Дмитрий Басов, трое, арестованные на Можайском шоссе, и, наконец, Михаил Косов - «Рыбак».

Ни разу еще не собирали их всех вместе, и теперь, чувствуя плечо друг друга, они, казалось, готовы были дать Северцеву бой.

Однако Северцева нисколько не беспокоила их решимость: он знал, что через несколько минут она сменится отчаянием.

Шесть пар глаз смотрели на него выжидающе.. Он встал из-за стола и прошелся по кабинету.

- Ну, что ж,- вдруг неожиданно громко сказал он.- Пора и честь знать. Дело ясное. Теперь уже ни в чьих интересах оттягивать развязку. А вы как думаете на сей счет?

Ему не ответили. Он был готов к этому.

- Позавчера в степи под Поворином при попытке к бегству был убит Урганов,- медленно произнес Северцев.- Никто из вас не может опасаться его мести. Нет, нет, я не ввожу вас в заблуждение. Убедитесь сами - этот снимок сделан позавчера на рассвете. Вот он, ваш главный волк. Узнаете?

И Северцев пустил по рукам фотографию, сделанную в степи.

Никакого чуда не произошло. Люди, подобные Багрову и Басову, умеют скрывать свои чувства. Но от опытного взгляда Северцева не ускользнуло, что они были рады такой развязке.

Даже в глазах угрюмого Багрова промелькнула веселая искорка.

- Так что же, будем кончать?- дав им собраться с мыслями, поинтересовался Северцев.

Они переглянулись. Басов усиленно мял кепку, лежащую у него на коленях. Было душно. Игра в молчанку продолжалась. Наконец Басов откашлялся и, ударив об пол кепкой, сказал:

- Этого гражданина, который снят на карточке, мы не знаем. И, вообще, когда заговорит моя кепка, заговорю и я.

Эта фраза, явно рассчитанная на то, чтобы поднять боевой дух остальных подследственных, не имела успеха. Судя по выражению лиц, мелькнувшая было надежда на то, что сегодня можно будет уже рассказать все и избавиться наконец от гнетущего чувства неизвестности, вновь сменилась разочарованием. Басов, очевидно, решивший принять на себя роль главного в банде, приказывал молчать. Но оставался еще Багров, которому, по видимому, не понравилось ни заявление Басова, ни его самовольный захват власти в шайке.