Сергей Майдуков - Родная кровь

— А-а! — вскрикнул Розанов мгновение спустя после того, как его нос издал звук, напоминающий шлепок сочного помидора, брошенного в стену.

— Извини, — спохватился Антон. — Я не хотел.

— Убью тебя. Вот прямо сейчас и убью.

Тон Розанова был ровен и спокоен, будто речь шла о чем-то обыденном. Шумно втягивая кровь, он запустил руку между сиденьями.

Антон, продолжавший сжимать руль, похолодел.

Грузовик шел с приличной скоростью, а дорога здесь была узкая, двухполосная. Если Розанов пустит в ход монтировку, припасенную на случай дорожных разборок, дело плохо. Резко тормозить на мокрой дороге нельзя, свернуть некуда.

Все эти мысли пронеслись в мозгу Неделина так стремительно, что не успели даже сложиться в слова. Он снова отнял правую руку от руля и попытался схватить напарника за запястье. Но было поздно. Розанов успел вытащить монтировку и, резко крутнув рукой, сумел избежать захвата. Тяжелая стальная штуковина взметнулась вверх.

Антона спасло то, что монтировка зацепилась за потолок, поэтому удар получился смазанным и пришелся не на макушку, а по плечу. Розанов выругался и замахнулся опять. Удерживая баранку и прижимая ногой тормозную педаль, Антон боднул его в лицо. Это был не слишком сильный удар, но попал он прямо в разбитый нос, поэтому ошеломил противника, позволив завершить торможение.

Как только грузовик, заехав колесами на обочину, замер, руки Антона получили полную свободу. Сжатые в кулаки, они обрушились на напарника. Уронив монтировку, тот стал судорожно искать ручку двери.

— Все, все… — приговаривал он, защищая лицо согнутым локтем. — Хватит! Хватит!

Но взбешенный Антон так не считал. Когда Розанов изловчился и вывалился из кабины, он последовал за ним. Багровая пелена стояла перед глазами. Он превратился в Антона Психа, которым был когда-то в армии.

Кличка прилипла к нему после случая в казарме, когда двое «дедушек» решили не просто повоспитывать «молодого» рядового Неделина, а еще и наградить его тумаками вперемешку с пинками. Дело происходило в бытовке, где солдаты пришивали пуговицы, чистили сапоги и гладили выстиранную форму. Гладильных досок было три, а утюг — один на всех, допотопный, чугунный, тяжеленный. Так вот, Антон завладел этим раритетом и пустил в ход так неожиданно и яростно, что обратил старослужащих в бегство. Преследуя их, он наткнулся на сержанта и набросился с утюгом на него.

Вернувшись с гауптвахты, Антон был готов к жесточайшему прессингу со стороны «дедов», но те неожиданно оставили его в покое. Никому не хотелось связываться с психом, способным проломить голову утюгом или чем-нибудь другим, подвернувшимся под руку. Между тем Антон вовсе не был безумцем, и подобные приступы бешенства накатывали на него лишь в критические моменты. Хороший психолог распознал бы в них не примеры отчаянной храбрости, а… примеры отчаянной трусости. Антон приходил в неистовство перед лицом опасности. В обычном состоянии он не сумел бы заставить себя сражаться за свою жизнь, честь и достоинство. Избыток адреналина в крови действовал на него опьяняюще. Исступление позволяло забыть о собственном страхе и нагнать страху на противника.

Розанов здорово перетрусил, столкнувшись с таким яростным напором. Напрасны были мольбы о пощаде и жалобные возгласы, издаваемые им. Антон навалился на него всем телом, стараясь вцепиться поверженному противнику в горло. Он был готов убить Розанова. И, похоже, тот был готов умереть.

Малява давно не получал удовольствия от вождения машины, как это было несколько лет назад. Привык. А привычка, как известно, убивает всякое удовольствие от действий, сделавшихся рутиной. Пожалуй, пресыщения не бывает только от секса и вредных привычек. Все остальное очень быстро теряет прелесть новизны.

— Может, сменишь? — спросил Малява приятеля, поднеся к губам бутылку с водой.

Шкаф сверился с показаниями таймера и покачал головой:

— Дураков нет. Еще сорок минут. За Латунском поменяемся.

— Тачка классная, — сказал Малява. — Идет как по маслу. Одно удовольствие.

— Вот и получай удовольствие, — сказал Шкаф. — Это полезнее, чем бухать.

— Кто бухает?

— Скажешь, не нажрался вчера?

Малява задумался, решая про себя, сознаваться или нет. У них на работе пьянство не поощрялось. С другой стороны, Вадик Шкаф сам был не прочь раздавить пузырь-другой под хорошую закуску.

— С чего ты взял? — нашел Малява нейтральный вариант ответа.

С утра он выпил литр кефира, съел лимон и сжевал щепоть сушеной гвоздики. Все это должно было забить запах перегара.

— Теперь я вижу, что ты не просто нажрался, а нарезался до поросячьего визга, — ухмыльнулся Шкаф. — Я же тебе звонил вчера, не помнишь? Ты еле языком ворочал. «Бэ» да «мэ» сплошные.

Малява напрягся. Разыгрывает дружбан? Нет, не похоже. Кажется, был какой-то звонок. Можно проверить во «входящих». Хотя какой смысл?

— Жратвы не было дома, — стал выкручиваться Малява. — Развезло на голодный желудок. Ты не болтни никому, ладно? Настучат по башке, мало не покажется.

— Это ты бы еще легко отделался, — серьезно произнес Шкаф. — Могут и башку открутить к чертовой матери.

Такое случалось с нарушителями дисциплины. Головы им, может, и сохраняли, но какая трупам разница? Маляве до сих пор снилось, как его принимали в так называемую службу безопасности. Застрелили в его присутствии какого-то мужика с мешком на голове, а потом заставили сделать контрольный выстрел. На видеокамеру. Где-то этот ролик сейчас хранится. Стоит попасть в немилость к Бэтмену и его окружению, и все, пиши пропало. Или на нары, или в безымянную могилу. Есть, правда, варианты. Чан с соляной кислотой. Какой-нибудь водоем. А то, бывает, люди горят в своих машинах. На работе, так сказать.

— Ты же меня не заложишь? — пожелал уточнить Малява.

С похмелья он находился «на измене», как выражались в его кругах. Сейчас ему стало особенно тревожно и неуютно. Захотелось все бросить и сбежать куда-нибудь подальше. Чтобы больше не видеть ни Бэтмена, ни его подручных, ни Шкафа, ни кого-либо еще из этой компании. Да только не дадут сбежать. Из-под земли достанут. Малява ведь не только грузы сопровождал и в налетах участвовал. Он в подпольном цехе пару раз бывал. Знал, где цех находится, как туда попасть, кто и что там делает. Яичный порошок, блин. Стоимостью миллион баксов за кило. Производят его какие-то узкоглазые, судя по цвету кожи и волос. Лиц не видно: все в респираторах и очках. Да им и ни к чему лица. Они уже, считай, покойники. Никто их живыми из подвала не выпустит. Из группировки Бэтмена только вперед ногами уходят, будь ты хоть боец, хоть водила.

Шкаф, выдержав значительную паузу, сказал: