Владимир Колычев - Братство волчьей стаи

И даже плеснула ему в бокал.

— Выпить?

Чушь или не чушь, но идея ему понравилась. Действительно, зачем гнать от себя дьявола, если с ним можно подружиться? Выпить, поговорить, прийти к компромиссу…

Чащин выпил и почувствовал, как его отпускает. Успокоился сидящий в нем бес, не прыгает, не требует крови.

— А ты с нами не выпьешь? — спросил он.

— Выпью, — кивнула Татьяна.

Она сама наполнила бокалы, они чокнулись.

— За твое здоровье! — сказала она.

Чащин постучал себя в грудь, обращаясь к дьяволу:

— Ты слышишь, за мое здоровье!

Он выпил, прислушался к себе. Вроде бы все тихо.

— Подружиться с дьяволом — оригинально! — хмыкнул он.

— Еще?

— Ну, если с твоей руки…

Татьяна снова наполнила бокалы, и Чащин усмехнулся, наблюдая за ней.

— Ему нравится с твоей руки…

— Что ж, теперь я буду на раздаче.

— Будем соображать на троих…

— Можно и так, — улыбнулась она.

Чащин выпил и, чувствуя, как пьянеет, засмеялся. Он вдруг понял, зачем Татьяна ему наливает. Споить его хочет, чтобы он не смог справиться с ней, когда вдруг станет оборотнем. Он мужик сильный, и, пока трезвый, ей с ним не справиться. А обезвредить и связать его никакущего куда легче…

— А ты хитра! — пьяно засмеялся он, пригрозив ей пальцем.

— Смотря с кем, — без тени юмора сказала она.

— Со мной.

— С тобой — нет. С тобой я хитрить не собираюсь. Слишком все серьезно, чтобы хитрить.

— Что серьезно?

— Ты убиваешь людей. Ты убиваешь их из удовольствия.

— Я убиваю?

— Не у меня спрашивай, — все с тем же предельно серьезным видом сказала она. — У него спрашивай.

Татьяна снова плеснула в бокалы, и он не удержался — выпил.

— У кого спрашивать, у Пахомова? — зло спросил Чащин.

— Спокойно. — Татьяна мягко взяла его за руку.

— Он такой же, как этот!.. — Он стукнул себя кулаком в лицо.

— Не надо с ним ругаться! — Она предостерегающе мотнула головой.

— С кем, с Пахомовым?

— Проехали.

Он заметил, что Татьяна даже глотка не сделала из своего бокала. Упрекать он ее не стал, просто взял и выпил. И так спокойно стало на душе.

— Тебе уже пора, — сказала она, внимательно глядя на него.

— Куда? — встрепенулся он.

Не было у него особого желания идти на улицу, искать жертву. И Татьяну он убивать не станет. Во всяком случае, сегодня.

— Спать.

— Думаешь, я пьян?

Она кивнула, подтверждая.

— А как же бильярд?

— Завтра.

— А секс?

— Всегда.

— Всегда! И сейчас!.. Как насчет секса втроем?

Он засмеялся от собственной шутки. Действительно, это будет круто — Татьяна, он и сидящий в нем бес.

Татьяна выразительно промолчала в ответ на его шутку. Закатила глаза и кивком головы показала на дверь. В спальню ему пора, на бочок и баиньки. А если бес проснется, когда он будет спать?.. Или она именно этого и хочет? Он будет спать, а она — с бесом.

— Что, спать? — спросил.

— Спать.

— Втроем?

Она поморщилась, не принимая шутку, повторенную дважды.

— Ты, я и Пахомов, да? — вспылил он.

Татьяна отступила, села, внимательно глядя на него. То ли бес в нем разыгрался, то ли его хватила обычная пьяная истерика.

— Жив Пахомов! — выплеснул он. — Что ты на это скажешь?

— А я должна что-то сказать?

— Если умная, скажи, а если тупая, лучше молчи!..

Татьяна опустила голову, но взгляд не потупила. Сидит, смотрит на него исподлобья. И не просто смотрит, а наблюдает — в готовности отбить возможное нападение.

— Тупая?

Она вздохнула. Не любит она, когда с ней говорят в таком тоне, но раз уж он опустился до этого, то придется терпеть.

— Как мне Пахомова взять?

— Ты же хочешь его убить, — наконец заговорила она.

— И что?

— Ты же оборотень. Ты опасен для него… Или у тебя все такие?

— Все оборотни?.. Ну, ты загнула… И я не оборотень… Это другое…

Чащин действительно считал себя оборотнем, но при этом не ощущал в себе сверхъестественных способностей. В волка не превращался, по лесам не бегал, след Пахомова взять не мог…

— Но ты опасен для Пахомова.

— Опасен…

Чащин поднялся, его качнуло в сторону, и он снова опустился на диван.

— Но не сейчас.

— А не надо сейчас. Ложись спать, а завтра утром — на охоту.

— А если я его найду?

— Найди.

Татьяна не требовала от него крови, не просила избавить ее от Пахомова, но и заступаться за него не собиралась.

— Найду… Если он в городе… Эту суку нашел… — скривился Чащин.

Татьяна вопросительно посмотрела на него, но вслух ничего не сказала. Ей, похоже, было все равно, как он расправлялся со своими жертвами. И про Дорохову она знать не хотела.

А ведь это была не просто охота на нее, а еще и борьба с самим собой. Дорохова по вечерам сидела дома, с родителями, а он ждал, когда она выйдет к нему. Ночь за ночью рыскал вокруг ее дома, а она все не появлялась. Его тянуло на мокрое, а мимо проходили люди, которых можно было убивать, а он сопротивлялся самому себе. Сопротивлялся, нацеливая себя на Дорохову — в надежде, что сможет удержаться, когда выйдет на нее. Но не смог…

Татьяна считает его безжалостным убийцей. Она сможет его простить, жить с ним, но помнить будет всегда. И не понять ей, как тяжело ему бороться с самим собой. Не понять всего трагизма той ситуации, в которой он оказался… Не хочет понимать, и не надо…

Острые клыки легко вонзились в шею, кровь брызнула в глаза. Татьяна закричала от боли и от страха, и Виктор… проснулся.

Татьяна лежала на кровати — лицом к нему. Лежала на кровати, в его спальне, в ночной рубашке. Глаза они открыли одновременно. Она вскочила с кровати, села. И он попытался встать, но у него не получилось. И руки связаны за спиной, и ноги.

— Эй, я не понял!

За окном уже утро, в комнате светло. А в голове темень. Чащин действительно ничего не понимал.

— Ты вчера на меня бросался, — сказала она, внимательно глядя на него.

— Не помню.

— Зато я помню.

Она взяла с тумбочки нож, разрезала моток ленты на ногах. Но руки освобождать не торопилась.

— Провал в памяти.

— В чьей памяти?.. Вас же двое! — усмехнулась она.

— Я хотел тебя убить?

— С этим нужно что-то делать.

— Обычно я все помню…

— Хочешь, я буду укладывать тебя спать? В смирительной рубашке.

Чащин резко глянул на Татьяну. Он решил, что это была злая, оскорбительная шутка, но не нашел иронии в ее взгляде. Татьяна говорила совершенно серьезно.

— Я подумаю. — И он не пытался иронизировать.

Какие могут быть шутки, когда все так серьезно? Он должен контролировать себя, но это у него не получается. И хорошо, если Татьяна сможет держать его в узде. А почему бы и нет? Она женщина сильная. И с пониманием.

В дверь постучали. Что там еще?

— Черт!

Он поднялся, рванул к двери, но на пути понял, что с ним не все ладно.