Владимир Колычев - Корысть на пьедестале

В прихожей он увидел сапоги с расстегнутыми голенищами, здесь же, небрежно зацепленное петелькой за крючок, висело пальто. Ра-зулась Василиса, но разделась не совсем. Может, все еще впереди? Вдохновленный этой мыслью, Сергей заглянул в гостиную. Василиса сидела в кресле, локтем правой руки опираясь на столик. К этой же руке она склонила и голову, накручивая на палец свисающую с виска прядь волос. На него она смотрела в раздумье и с насмешкой уверенного в своем превосходстве человека.

– Там коньяк, лимон и сыр… – Она небрежно потеребила пальцами, показывая на дверь.

Подай, поднеси, обслужи, как будто он у нее на посылках. А разве нет?.. Пока да. Пока… Кириков каверзно усмехнулся, поворачиваясь к ней спиной. Не зря Василиса подъехала, да еще с коньяком, и уединения с ним ничуть не боится, напротив, провоцирует ситуацию.

Коньяк дорогой, «Хеннесси» темно-коричневого цвета с янтарной подсветкой, лимон крупный, ярко-желтый, рот у Кирикова наполнился слюной, пока он его резал, сыр сочный, маслянистый, ароматный.

В гостиную Сергей входил окрыленной походкой, полный отнюдь не иллюзорных надежд. Он знал Василису как облупленную, сейчас, главное, снять с нее маску, под которой она скрывает свои чувства.

– Может, сарделек отварить? – спросил он.

В ответ она лишь небрежно мотнула головой. Нет, не нужно ей, пусть он эти сардельки себе отварит – потом, когда она уйдет.

Он разлил по бокалам, и Василиса с легким удивлением глянула на него. Разве она предлагала ему выпить с ней? Она только про себя говорила. Холодно на улице, сыро, слякотно, и ей хотелось согреться. А коньяк дорогой, не про его, Сергея, честь… Дала понять, но вслух ничего не сказала. Взяла бокал, не чокаясь, выпила. И он последовал за Василисой. Бояться ее – себя не уважать. А какой бабе нужен мужчина, который и в грош себя не ставит?

– Кто-то умер? – спросил Сергей.

– Умерла.

– Кто?

– Моя к тебе любовь, – ничуть не стесняясь столь щекотливой темы, ответила она. – Сижу, смотрю на тебя и понимаю, нет ничего. Ни-че-го!..

Она не хитрила, набивая себе цену, в ее глазах он действительно видел равнодушие.

– Так не бывает, – в сильном смущении выдавил Сергей.

– Значит, бывает… – безжалостно усмехнулась она. И, немного подумав, добавила: – Еще как бывает!.. Кузьмин…

Она замолчала, взяла бутылку, плеснула себе в бокал, не дожидаясь его, выпила, приложила к языку кислую мякоть лимона, замерла, прислушиваясь к ощущениям. И Сергей выпил вслед за ней. Хотелось поторопить ее, узнать, какую свинью подложил ей Кузьмин, но не решился он. Если она не любит его, то раздражать ее ни в коем случае нельзя. Не май месяц на улице, хотя бы до тепла в доме остаться, а там видно будет…

– Кузьмин меня любил, – вздохнула Василиса. – Очень любил. Бегал за мной… А потом раз – и разлюбил. Взял и развелся, без всякого повода.

– Ну, все, что ни делается, все к лучшему, – осторожно заметил Сергей.

– Да, все, что нас не убивает… А если убило? Если он меня убил? – Она пронзительно посмотрела на него.

– Ты живее всех живых…

– Не просто все… Скажи, любовь можно купить? – спросила Василиса и, не дожидаясь ответа, сама же ответила: – Оказывается, можно. Кузьмин купил. Купил мою к тебе любовь. Я думала, это шутка, оказалось, что нет. И приворожила я его в шутку. И его приворожила к себе, и себя – к нему… Люблю я его… Тебя не люблю, а его люблю… Не должно так быть, а есть. Вот я и говорю, что не просто все. Одну любовь продала, другую приворожила. Я ведь умереть за него могла, так люблю… Такое ощущение, как будто я душу свою дьяволу продала. Скажи, может быть такое?

Василиса смотрела мимо Сергея и обращалась, казалось, как будто к кому-то другому. Он не хотел показаться смешным, поэтому промолчал.

– Может или нет, а такое ощущение, словно я без души живу, – пожаловалась она. – Теплое вынули, а что-то холодное вложили. Так и живу. Давай за встречу! Хоть ты и сволочь, но я рада тебя видеть.

– Ну, может, и не совсем сволочь…

– Сволочь. И подонок… Прахов дом этот отобрать мог, а меня в землю… Ты этого хотел?

– Я не хотел…

Василиса резко махнула рукой, отсекая разговор. Не желала говорить о том, о чем хотелось забыть навсегда.

– Даже не знаю, что с тобой делать, – задумчиво проговорила она.

– Ну, я за домом смотрю… – выдавил из себя Сергей. – А там и потеплеет.

– Вот я и говорю, снег не надо будет убирать.

– Я не о том. Весной Снегурочка растает…

– Снегурочка?

– Да, Снегурочка, которая в тебе живет. От которой на душе холодно. А я тебя знаю. Теплая у тебя душа, и сердце нежное, ты обязательно оттаешь…

– Теплая душа, нежное сердце, – язвительно усмехнулась Василиса. – Как соловей поешь… Что ж ты бегал от меня, если я такая хорошая?

– Идиотом был, потому и бегал…

– Как был ты соловьем, так им и остался… Поешь, заливаешь, только уши уже не те. В одно ухо влетает… а в душу не проваливается… Закрыта душа для тебя…

– Значит, душу открыть нужно.

Василиса замерла, прислушиваясь к себе, слегка улыбнулась и снова попросила налить.

– Говорю же, подождать надо, пока Снегурочка растает, – сказал он тихо – из опасения вспугнуть ростки удачи.

И в бокалы налил щедро. Василиса уже оттаивает, взгляд как будто потеплел, а коньяк разожжет ее желания, уж он-то знал, как это с ней бывает.

Она выпила до дна, поднялась, потянулась, распрямляя и слегка выгибая спину, и направилась к двери. Но на пороге вдруг остановилась и, повернувшись к нему, с укором произнесла:

– Ты так больше не говори, а то за дверь выставлю… Провожать меня не надо!

Сергей выглянул из комнаты, через открытую дверь наблюдая, как она обувается. Села на обувной ящик, выставила ногу, натянула сапог, но застегнуть его не может, в сторону ее валит. Вроде бы и немного выпила, а зацепило крепко. Пьяная женщина – находка для озабоченного мужчины. Сергей вышел к ней, опустился на одно колено, положил ногу в сапоге себе на плечо, застегнул молнию и рукой провел по внешней стороне бедра. Василиса ничего не сказала, но глянула на него с осуждением, в котором он уловил просьбу не останавливаться. Он взялся за ее вторую ногу, легкими прикосновениями помассировал ступню, прежде чем надеть сапог, ощупал щиколотку, примял пальцами бедро чуть повыше колена… Василиса тут же резко убрала ногу. И так же стремительно поднялась.

– Я не люблю тебя, Сережа… И не хочу… Поэтому прошу тебя в последний раз, больше так не делай. Уволю!

И он поверил ей, поэтому подал пальто и помог одеться без всяких вольностей. И до калитки проводил, и рукой на прощание помахал. Ехать ей недалеко, всего лишь три перекрестка в пределах коттеджной застройки, такой путь и подшофе проехать можно. Не любит его Василиса, не хочет… Но сдаваться он все равно не намерен. Он мужчина, у него есть характер, и Василиса должна в этом убедиться. Он готов на все, лишь бы заслужить ее расположение. А там и любовь вернется… Действительно, не вспашешь – не сожнешь.