Сергей Зверев - Грехи отцов

– Подожди, я объясню, – попросила Вика. Она открыла сумку, принялась что-то искать в ней, сердилась на себя и ругалась вполголоса и очень торопилась.

– Катись, мне некогда. – Егор шагнул вбок, но Вика опередила его, достала из сумки какой-то темный предмет – то ли лист бумаги, то ли конверт, протянула Егору, но тот сделал вид, что ничего не видит.

– Проваливай. – Голос невольно дрогнул, Егор понимал, что еще немного, и он сломается. Слишком много пережито за эти дни, иному на всю жизнь хватит, и сил почти не осталось. А Вика просто стояла напротив с небольшим конвертом в руках, и ее пальцы заметно дрожали.

– Уезжаешь? – спросила она.

– Не твое дело, – отрезал Егор, – ты мне никто, я тебе тоже…

– Подожди еще немного, – тихо сказала Вика, – еще несколько дней. Я помогу тебе…

И вот теперь он сорвался, этот голос, взгляд, эти слова, ее запах – в голове точно рубильник повернули. Она обманула его раз и сделает это снова и снова, ровно столько, сколько понадобится Орехову. «Чужая, предательница, дрянь». Егор ненавидел ее в этот момент, кое-как справился с собой и вымученно улыбнулся:

– Катись отсюда, дешевка. Вали к Юрке, кстати, как он тебе? Хорош в постели, тебя все устраивает, надеюсь?

И еле успел увернуться – Вика швырнула конверт ему в лицо, повернулась на каблуках и направилась к машине. Села, подобрав длинный подол, хлопнула дверцей. Потом ловко развернулась и укатила прочь, красные огоньки габариток исчезли за поворотом. Егор поглядел машине вслед, подумал мельком, что ночью на дороге всякое может случиться, но тут пришла другая мысль – не будь дураком, ее ждут, встретят, уж всяко одну не бросят. Три часа ждала – это ж надо так наврать, хотя могла и правду сказать: отчего бы три часа в машине не посидеть… Повернулся, пошел обратно и тут заметил на асфальте конверт из темной бумаги. Егор поднял его, покрутил в руках – внутри было что-то плотное, похожее на тонкий картон. Заглянул внутрь и не сразу сообразил, что именно там лежит, достал, всмотрелся, подошел поближе к фонарю, освещавшему площадку перед магазином.

Это была старая фотография, еще черно-белая, любительская – кадр получился слегка смазанным, но людей он узнал без труда. В центре отец стоит, привалившись к бамперу «Чероки», веселый, молодой, сильный. Рядом Павлов, ниже отца почти на голову, серьезный, но с «чертиками» во взгляде, а рядом, чуть в стороне кто-то третий. Высокий, поджарый, с короткими волосами, смотрит куда-то вбок, и его фигура обведена черным маркером, рядом пририсована стрелка, она указывает Павлову в затылок.

– Что за черт? – Лицо третьего показалось Егору знакомым, он всматривался в снимок так и этак, крутил его, подносил к глазам, отодвигал, но ничего не помогало. На обороте карточки было пусто, лишь расплывалось с краю старое желтоватое пятно, да и только.

Время шло, но Егор все смотрел на фото перед собой. Отец, Павлов и некто в черном круге, стрелка, «Чероки», летний день. Двое со снимка мертвы, а третий… Тоже, скорее всего, но кто это? Зачем Вика принесла это фото и, главное, где взяла? Она заманила Егора в «Мидию», она слышала все, там был Юрка, Орехов, и Вика знает об их сделке. «Не делай глупостей, подожди еще немного», – пришли на ум ее слова. Подожди… Чего ждать, когда прошла уже неделя, когда исход известен: Орехов получит все, а Черкашина – тут Егор иллюзиями себя не тешил – найдут в канаве с пробитой головой либо на рельсах. «Ты мне не нужен». Ага, как же, кто поверит словам безумца. Но кто это с ними? Отец, Павлов-старший, третий, смутно знакомый человек, Юрка, Вика…

Егор вернулся в квартиру, пошел в кухню, убрал со стола кольцо, деньги, включил под чайником газ. Ночь пропала, прошла без толку, от бессонницы соображал он неважно, и мысль пошла по новому кругу. Эта фотография ничего не значит, людей со снимка давно нет в живых, и зачем Вика притащила ее сюда, только ей одной известно. Что она там себе навыдумывала, это уже неважно, но фото, скорее всего, дал ей Юрка, и с ним надо потолковать. Значит, придется задержаться еще на денек, но чего не сделаешь для старого друга.

Тот так и жил в отцовской квартире – после того как родители перебрались на дачу, Юрка полностью переделал трешку под свой вкус и о другом жилье для себя не помышлял, и правильно делал – район тут был тихий, зеленый, центр недалеко и до «Разборки» езды четверть часа. Егор подошел к дому еще в сумерках, осмотрелся, потом прошелся вокруг и ничего подозрительного не высмотрел. Все было как обычно, даже Юркин «Мерседес» оказался на своем месте: аккуратист Павлов парковал его строго напротив своего подъезда, каждый день уже несколько лет, и соседи на его место не покушались, а залетным быстро объясняли, что здесь занято, а спорить выйдет себе дороже. Егор вдоволь нагулялся поблизости, постоял поодаль от парковки и выбрал цель – ржавый микроавтобус песочного цвета, убитую в хлам «Тойоту», что громоздилась неподалеку от блестящего приземистого «мерина». Швырнул в треснувшее лобовое стекло «Тойоты» горсть земли, потом еще одну, потом решился. Оснастить свое корыто сигнализацией хозяин не озаботился, и Егор преспокойно вскрыл ножом замок, стараясь не шуметь, отодвинул скрипучую боковую дверь и запрыгнул в салон, прикрыл створку и осмотрелся. Воняло мочой и тухлятиной, везде валялись подозрительного вида тряпки и старые детские игрушки, окна, стены и сиденья покрывали липкие пятна и разводы, всюду ползали мухи и какие-то жуки. Изнутри машина напоминала то ли повозку маньяка, что прячет здесь тела своих жертв, то ли помойку на колесах, но выбирать не приходилось – уж больно позиция была хороша. Егор немного отодвинул дверь, чтобы не задохнуться от мерзкой вони, кое-как устроился на относительно чистом краю сиденья и приготовился ждать. На часах была половина шестого утра, Юрка на работу приезжал не раньше десяти и вряд ли сегодня изменит своей привычке. Можно подремать, но Егор вскидывался от каждого звука и не сводил взгляд с центрального подъезда многоэтажки.

Сначала все было тихо, потом появился первый собачник, за ним еще один, потом из крайнего подъезда выскочил длинноволосый парень с рюкзаком за спиной и со всех ног рванул к остановке маршруток. Потом вышла важная толстая тетенька и утопала туда же, потом девушка – она вела за руку сонного мальчишку, и тот плелся нога за ногу и все норовил упасть. Потом выходили еще люди, и в каждом Егор видел владельца этого вонючего ящика на колесах, но все шли мимо – кто на остановку, а кто к своей машине, и до развалюхи никому не было дела. Потом появилась изможденная, высохшая, как вобла, тетка с целым выводком неопрятных, больных на вид детей, потом из подъезда выскочил бородатый, диковатого вида мужик с выпученными глазами, на руках он тащил похожего на тряпичную куклу младенца. Тот орал так, что закладывало уши, остальные дети загалдели, кто-то заревел, а «вобле» до них и дела не было. Она перешагнула через упавшую на тротуар девчонку, подошла к мужику, и оба принялись сюсюкать над орущим младенцем, не обращая внимания на остальное потомство. Мужик передал ребенка тетке и деловито зашагал к «Тойоте», на ходу рылся в карманах обвисших на заднице штанов, выудил оттуда ключи. Егор напрягся, приготовился к встрече, попутно соображая, как бы все обставить без лишнего шума. Но поражающий воображение выводок, что копошился на асфальте, выбора не оставлял – тихо не получится. «Чтоб тебя». Егор следил за мужиком, тот шустро топал к «Тойоте» и вдруг запнулся на ходу, обернулся, совершенно по-бабски проорал что-то несвязное и кинулся обратно к подъезду.