Картер Браун - Т.12. Надо убрать труп [Внезапная насильственная смерть. Могилы,которые я раскапываю. Страстная язычница. Надо убрать труп]

— Да. Мне бы очень хотелось, чтобы вы позаботились о ней так же, как о ее партнере.

— У вас высокие запросы, мистер Мастерс. — Я сделал глоток коньяку.

— Я готов очень хорошо заплатить за ваши услуги, мистер Бойд, — вежливо ответил он. — Ведь именно этот момент определяет все для вас? Не так ли? За деньги вы сделаете что угодно, лишь бы сумма была такой, чтобы стоило браться за дело?

— Полагаю, что так, — ответил я.

— Пятьдесят тысяч за мужчину и пятьдесят за женщину! — решительно проговорил он. — Это для вас достаточно, мистер Бойд?

Я чуть не подавился коньяком. Сто тысяч долларов! Да если я захочу, то смогу прикрыть свою лавочку, это самое «Сыскное бюро Бойда», и жить припеваючи еще два или три года!

— Всегда любил круглые цифры, — отрывисто бросил я. — Да, этого достаточно.

— Прекрасно! — Он потер руки. — У вас очень мало времени, надо работать быстро. С чего вы начнете?

— Единственная ниточка, которая у нас пока есть, — это девушка. Расскажите мне о ней.

— Она называла себя Диэдри Купер, я не сомневаюсь, что это не настоящее ее имя.

— У вас есть ее фотография?

— Нет, к сожалению. Очень привлекательная девушка, чуть старше двадцати, по-моему. Прекрасная фигура, хорошо одевается, училась в дорогом колледже.

— Как она выглядит?

— Она брюнетка, почти не употребляет косметики, голубые глаза, ростом примерно пять футов три дюйма.

— Она естественная брюнетка? Я хочу спросить, не красит ли она волосы?

— Может быть, я не уверен. — Он пожал плечами. — Я плохо разбираюсь в таких вещах, мистер Бойд.

— Да уж, это вы доказали, — согласился я.

— Знаю, это совсем не простая задача для вас, но, с другой стороны, никто не зарабатывает просто так сто тысяч долларов, верно?

— Ну, я мог бы назвать пару парней с телевидения… Может быть, вы припомните еще что-нибудь об этой девушке?

Он секунду подумал:

— Извините, но ничего не приходит на ум.

— О’кей, — сказал я. — Полагаю, что, если я подольше постою на Таймс-сквер, мне удастся на нее наскочить.

Я встал, опять засунул свой «магнум» в кобуру, потом извлек из кармана другой пистолет и осторожно протянул его Мастерсу.

— В следующий раз, когда пойдете открывать входную дверь, будьте осторожнее с этой штукой! — сказал я.

— Прошу прощения за то, что произошло, мистер Бойд. Я очень рад, что промазал.

— А уж как я рад! — подхватил я, вручая ему свою визитную карточку. — Сообщите мне сразу же, если раздастся звонок от душителя.

— А вы держите меня в курсе событий. Информируйте, намечается ли прогресс.

— Конечно. Я сразу это сделаю.

— А как насчет ваших расходов? Не хотите получить сейчас небольшую сумму?

— За сто тысяч долларов я могу и сам оплатить свои расходы, — великодушно ответил я.

Мастерс проводил меня до входной двери. На минуту я задержался, прежде чем выйти в крошечный холл.

— Скажите, это портрет художника Читэма?

— Вы заметили? — Он казался довольным. — Правда, великолепная вещь?

— Вы знаете девушку, которая для него позировала?

— Нет, — как-то слишком небрежно ответил он. — А что, я должен ее знать?

— Каждый мужчина хоть раз в жизни должен повидать такую женщину, как она, — хмуро ответил я.

— Значит, вы с ней знакомы?

— Так, мельком. А как насчет художника? Вы с ним знакомы?

— Нет, мы никогда не встречались, — ответил Мастерс и недовольно покачал головой, как будто я допустил грубость. — У меня никогда не было желания знакомиться с художниками — это приводит только к разочарованиям. По сравнению с их работами личности авторов всегда кажутся мне незначительными. Поэтому я стараюсь избегать личных встреч.

— Должно быть, вы сами неординарная личность, мистер Мастерс, — вежливо произнес я и нажал кнопку лифта.

Похоже, поездки в Гринвич-Виллидж уже вошли у меня в привычку. Поразившее меня совпадение — портрет работы Читэма в гостиной Мастерса — было слишком сильным, а отрицание знакомства с Пандорой слишком нарочитым. Ну что ж, если он не желает об этом рассказать, может быть, расскажет она.

Мне удалось поставить машину на том же месте, что и в прошлый раз, — если дело продвинется, можно будет застолбить участок! — и я вошел в вестибюль и спустился по лестнице в студию. Точнее, наполовину спустился, а потом остановился. Спиной ко мне на ступеньках сидела девушка. Она повернула голову и посмотрела на меня, отчего моя уверенность испарилась. Я говорю об уверенности в том, что это девушка: с таким же успехом она могла оказаться ведьминым отродьем.

На голове у нее красовалось что-то похожее на птичье гнездо, но это вполне могли быть и ее собственные волосы, взбитые собственными грязными пальчиками. Лицо у нее было худое и длинное, а темные глаза — слишком большие. Из косметики она воспользовалась только жемчужно-белыми тенями для век и белой обводкой для глаз. Бесформенный серый свитер болтался, почти закрывая короткую черную юбку, черные чулки завершали наряд. Ей было не больше восемнадцати.

— Извините, — вежливо произнес я и переступил через нее.

Добравшись до двери, я нажал на звонок, а секунд через тридцать понял, что в доме никого нет. Призрак все еще сидел на ступеньках, спрятав подбородок в ладони, опершись локтями о колени, бессмысленно глядя в пятое измерение.

Я поднялся на пару ступенек, пока ее лицо не оказалось на уровне моего.

— Вы не знаете, где я могу найти Пандору?

Бледные губы скривились в слабой гримасе.

— Продажная тварь, — произнесла она безразлично.

— А Дуглас где?

— Подонок! — ответила она уже более выразительно.

— Я хочу выяснить, где он, а что Дуглас подонок — я и сам знаю.

— Не он, а ты!

— Ты назвала меня подонком?! — переспросил я со знаменитой бойдовской сообразительностью.

— Это ты говоришь, папуля! — захихикала она. — Болтаешься здесь в этом наборе от «Брукс бразерс», как будто ты на Мэдисон-авеню!

— В моем деле нужно выглядеть прилично и строго, — сообщил я ей. — А то люди отволокут своих жмуриков в другое место, чтобы другие подонки их зарывали.

На секунду в ее глазах мелькнул интерес.

А ты чем занимаешься, папаша? — спросила она.

— Я похоронщик, гробовщик, но работаю только ради кайфа. Как возьмусь за дело, сначала потихоньку разминаюсь, темп набираю, а потом как бабахну — бам! бум! — со всей оттяжкой, и пошел вгрызаться вовсю. Только дайте мне хорошенький трупик распотрошить — и оп! Мои собственные внутренности так и взыграют в унисон, каждая жилка отзывается, как гитарная струна. Сечешь?

— Да, усекла, папаша! — медленно проговорила она, засияв. — Это совершенно новый вид кайфа, я о таком еще не слыхивала. Это как жизнь и смерть, и все такое прочее, и все катится, катится в один здоровенный горшок! Забойно!