Картер Браун - Т.12. Надо убрать труп [Внезапная насильственная смерть. Могилы,которые я раскапываю. Страстная язычница. Надо убрать труп]

— Если у тебя в багажнике есть что-то ценное, то ты это потеряешь, а потом ищи-свищи! — проворчал коп. — Ты что, не можешь поставить приличный замок?

Он опять покачал крышку, потом с такой силой прихлопнул ее, что машина подпрыгнула, как при землетрясении.

— Я заметил это, как только мы сюда прибыли, — самодовольно объявил полицейский. — Хотел убедиться, что ты в курсе, до того, как ты отсюда уедешь. Лучше всего — поставь новый замок.

— Спасибо, офицер. Большое спасибо.

— Не стоит благодарности. Что там происходит в доме?

— Они уже заканчивают. Сейчас выйдут.

— Не слишком они торопятся, а дождь так и льет не переставая, скоро на Лонг-Айленде останутся одни утки!

Я все еще вежливо посмеивался, когда включал мотор и медленно трогал с места. Даже выехав на автостраду, я не торопился, выдерживая скорость в сорок миль, не больше. Добравшись до Квогэ, я свернул с шоссе к пляжу. Через пять минут я остановился у кромки песка, свет фар моей машины с трудом пробивался сквозь стену дождя, вдали едва различалась темная движущаяся масса океана. Бушующие волны производили непрерывный грохот, оглушительный даже там, где я стоял.

Погасив фары, я выключил мотор и в темноте нашарил под приборной доской фонарик. Эта крышка багажника меня очень насторожила: ее замок всегда был в полном порядке — вплоть до сегодняшней ночи. Может быть, это было просто совпадением, но такие совпадения почему-то пугают.

Когда я вылез из машины с фонариком в руке, сильный порыв ветра бросил горсть песка прямо мне в лицо, ослепив на мгновение. Я повернулся спиной к ветру и заковылял вдоль машины к багажнику, отпер его, и крышка легко поднялась. Я направил внутрь свой фонарик, и его свет слабо отразил два незрячих глаза, которые не мигая смотрели на меня. В следующее мгновение я ощутил, как холодный пот проступил по всему моему телу: если бы тот коп открыл багажник — или его открыл бы кто-нибудь еще из них, — я все еще был бы в Саутгемптоне, но за решеткой местной тюрьмы.

Но в данный момент я был на пляже в Квогэ, Лонг-Айленд. Обычно летом, в конце недели, на пляже приходилось с боем отвоевывать каждый фут — столько здесь собиралось народу. Сейчас же я здесь чувствовал себя единственным живым человеком в целом мире — с трупом для компании.

Я поежился от порывов холодного ветра и понял, что уже промок до самых костей. Снова включив фонарь, я более внимательно осмотрел тело Конрада Лейкмана. Ему выстрелили в затылок один раз, с очень близкого расстояния: следы пороха вокруг ранки были ясно видны. Кровь практически отсутствовала.

Единственное, с чем мне повезло, — это то обстоятельство, что Лейкман был человеком невысоким, с телосложением жокея. Правда, он растолстел с годами, но все же весил не больше 135 фунтов. С трудом вытащив из багажника его тело, я, шатаясь, понес его по пляжу по направлению к дюнам. Футах в двадцати от океана я прислонил Конрада Лейкмана к влажному песку дюны, перед ним расстилался океан. Я понятия не имел, когда начнется прилив и достигнет ли он дюн. Потом я тяжело заковылял к машине и залез внутрь. К тому времени, как его найдут, дождь и ветер сотрут с песка следы протекторов. Я надеялся, что пройдет некоторое время, пока полиция догадается связать меня и найденное на пляже в Квогэ тело.

Через десять минут я уже снова ехал по автостраде, делая тридцать пять миль в час. В голове у меня все звенело, словно в рождественское утро.

Было уже около часу ночи, когда я наконец оказался дома, освободился от промокшей насквозь одежды и забрался в горячую ванну. Прежде чем лечь в постель, я допил остатки коньяка.

Конечно, Конрад Лейкман не относится к тем людям, по которым проливают слезы. Он был крупной шишкой среди рэкетиров и сделал себе состояние самым грязным видом рэкета — на наркотиках. Я вовсе не считал себя обязанным мстить за него и ради этого подставляться Дугласу, который где-то там поджидал меня вместе с «магнумом», чтобы уж на этот раз окончательно разделаться со мной. Но меня так и жгло желание схватиться с ними снова — может быть, из-за выпада Пандоры насчет моего непрофессионализма, — эта рана еще болела. Да, она здорово меня задела. Можно было причислить сюда и мой пострадавший череп — личное дело между мной и Дугласом. Я ничего не имел против того, что он убил Чарли, я и сам мог бы сделать это, но он меня опередил. Все-таки больше всего меня зацепило то, что они держали меня за неопытного щенка, за любителя.

Дэнни Бойд — предприимчивый кретин, которому не хватило здравого смысла держаться подальше от всего этого дела!

Должно же найтись хоть что-то утешительное в этом мраке, размышлял я отчаянно, маленькая деталь, мелочь, которая могла бы обернуться еще хуже — но не обернулась…

И тут я вспомнил! Этот разбитый череп, внутри которого стучала боль, как стучит сердце невесты через две секунды после того, как ее новоиспеченный муж выключил прикроватную лампу. Ведь все могло быть гораздо хуже. Предположим, что он ударил меня не по затылку, а по лицу. Тогда мой профиль был бы безнадежно испорчен, а теперь он невредим!

С этой мыслью, счастливый, я мирно заснул.

Проснулся я около одиннадцати, за окном все еще лил дождь. Было не совсем ясно, принадлежит ли мне голова наравне с остальным телом, но многое из прошлой ночи веско подтверждало это.

За входной дверью я подобрал свежие газеты и бутылку молока и прошел на кухню. Мой желудок подавал резкие сигналы, что он пуст со времени вчерашнего ленча, и требовал принятия неотложных мер. В холодильнике я нашел шесть яиц вместе с куском сыра, который хоть и знал лучшие времена, но все еще годился. Я использовал большую его часть для приготовления омлета с сыром, который здорово смахивал по консистенции на сильно разведенную подметку, — ну и черт с ним! Господи! Поглотить столько протеина.

Налив себе вторую чашку кофе, я развернул газету, а к середине третьей чашки наткнулся на четырнадцатой странице на короткую колонку, озаглавленную: «На Ист-Ривер найдено тело».

Я внимательно прочел заметку. Копы еще не определили, кто это, но было совершенно ясно, что это Джон Бинард, бывший шофер Лейкмана. Когда мы с ним встретились в первый раз, он упал из шкафа прямо на меня, даже не представившись. В статье говорилось, что он был застрелен; отдел баллистики департамента полиции определил, что орудием убийства был итальянский пистолет «беретта» 25-го калибра. Расследование продолжается. «Все, что уходит вниз, должно подняться наверх» — как говорили в добрые старые времена в Чикаго, и потому-то там и возникла мода прикреплять к ногам парней бетонные блоки по пятьсот фунтов. Может быть, у Джерри Торстона не хватило сил или бетона?