Владимир Колычев - Блатные псы

Та в ответ возмущенно замычала и даже ударила коленками по спинке правого переднего сиденья.

– Все, что угодно сделаю, дяденька, только заплатите! – передразнил ее Никиткин. – А что угодно, это знаешь что? Догадываешься, да? И ты за эту шлюху застрелить меня хотел…

Гриша удивленно вскинул брови. Не собирался он стрелять в этого козла. Во всяком случае, прямого намерения не было. И кривая не вывела его на возможность выстрела, к сожалению…

– Пришлось, как видишь, тебя нейтрализовать. Прошник не смог этого сделать, и где он? – глумливо усмехнулся Никиткин. – Застрелил его твой начальник. И ты такой же бешеный, как Одинцов. Прокуратуры на вас нет. Ничего, будет!

Открылась задняя дверь, и Кустарев увидел парня в черном костюме. С бездушным выражением лица он всадил ему в ногу, прямо через ткань брюк, шприц и без всякого зазрения совести выдавил в плоть содержимое.

Сначала на голове у человека выросли рога, затем вытянулся и округлился в пятак нос, после чего эта дьявольская физиономия искривилась и рассыпалась на мелкие разноцветные квадратики. А потом все исчезло…

Молчит мобильник. Вызов запрещен. Это значит, что телефон отключен. И через электронный планшет на Кустарева выйти не удалось. Ожогин связался с охранной компанией, которая обеспечивала работу спутниковой сигнализации, и узнал, что сигнал от машины пропал. Но вместе с этим он узнал координаты места, с которого сигнал поступил на пульт в последний раз.

На это место они с Ожогиным и отправились.

Время позднее, темно, сосновый бор, убитая лесная дорога. И какого черта Кустарева сюда занесло?

Машины не было, но Максим назад не повернул. Он обследовал дорогу, и луч фонаря высветил мелкие осколки стекол. Свежие осколки. И следы от колес тоже сегодняшние. Судя по всему, одна машина врезалась в другую. Следы от колес, отпечатки обуви. Надо слепки делать, экспертизу проводить…

– Что скажешь? – обращаясь к Ожогину, спросил он.

– Замели Гришу.

– Кто?

– А есть варианты?

– Даже самые фантастические…

Не нравилась Одинцову возня вокруг Фраера. И Саньков его выгораживал, и Якиров. Нельзя Никиткина трогать, пока нет доказательств его вины. А доказательства уже, судя по всему, никто не ищет…

Но, может, Кустарев что-то нарыл. Он парень самостоятельный, и нюх собачий у него есть. Он мог на Никиткина выйти, за это мог и поплатиться. Но кто его наказал? Или сам Фраер, или… Максим не очень удивится, если за похищением Кустарева стоит Якиров. Хотя это вряд ли. Скорее всего, Никиткин…

– Но фантастику пока оставим в покое. Поехали!

Через час с небольшим он остановил машину возле особняка, в котором жил Никиткин.

Фраер вернулся в город: решил, что бояться ему здесь некого. И убоповцы подрезали Лукомору крылья, и сам Никиткин с ним договаривался. Вражда между вором и Фраером никуда не делась, но конфликт уже не горит, а тлеет. И Одинцов переселил себя, решил отказаться от планов, которые строил против этого ублюдка. Саньков говорил с ним, намекал, что у него могут возникнуть серьезные проблемы из-за Фраера. Вдруг Нестроев и Гаврилин откажутся от своих показаний, вдруг Максима вновь обвинят в убийстве Прошника и Волхова. На этот раз оснований для задержания не будет, но с должности его могут подвинуть. Или даже со службы попросить… В общем, накалилась обстановка, нельзя нагнетать градус. Может, потому и распоясался Фраер…

Дом у него большой, забор высокий, во дворе охрана, собака. И у ворот стоял крепкого сложения парень в черном бронежилете поверх униформы. Одинцов подошел к нему, спросил, где Никиткин.

– Мы такую информацию не предоставляем, – покачал головой боров.

– Я же представился, – удивленно повел бровью Одинцов.

– А постановление у вас есть?

Максим едва сдержался, столько в нем сейчас было злости и силы, что он запросто, казалось, мог пробить кулаком не только пресс на животе охранника, но и сам бронежилет.

А злился он прежде всего на самого себя. Была же у него мысль посчитаться с Фраером. Без оглядки на закон свести с ним счеты… Намерения были самые серьезные, но духу не хватило. Разум возобладал над инстинктами, но именно это и злило. Что, если, оборзев от безнаказанности, Фраер погубил Кустарева? Максим никогда себе этого не простит.

– Где Никиткин?

Парень не выдержал его взгляда, попятился. Понял, что лучше не кобениться.

– Так уехал он куда-то.

– Куда?

– Ну, мне не докладывают…

– На чем уехал?

– Как на чем? На машинах…

– На машинах? – переспросил Одинцов, обращая внимание на множественное число.

– Ну а на чем?

– На трех?

– Ну да, как обычно…

На этом разговор закончился. К воротам подъехали «Гелендвагены» Никиткина. Но не три машины, а две.

Ворота открывались медленно, и Одинцов этим воспользовался. Он подошел к одной машине, схватился за дверь. Охранник у ворот дернулся, но Ожогин перекрыл ему путь.

Впрочем, Одинцов машину открыть не смог: двери были заблокированы. И никто не выходил к нему. А жаль. Он готов был подставить себя под раздачу, лишь бы получить повод наехать потом на Никиткина. Плевать на Санькова и Якирова, он и без них мог натравить на Фраера спецназ. И он обязательно сделает это – лишь бы повод получить.

Машины, одна за другой, проехали во двор. Чистые машины, только-только вымытые. Сухо на улицах, при такой погоде пыль должна была осесть на кузове. Должна была, но не осела. Значит, машины мыли совсем недавно и где-то неподалеку.

А двор у Фраера большой, и гараж для машин серьезный, и мойка у него своя есть…

Вдруг из сторожки вышел охранник.

– Вы майор Одинцов? – стараясь казаться крутым, сухо и зычно спросил он.

– Майор Одинцов и старший лейтенант Ожогин.

– Если вам нужен Леонид Афанасьевич, прошу!

Никиткин мог устроить им с Юрой ловушку – заманить в дом, а потом убрать по-тихому. Но Максима это не пугало. Во‑первых, бояться Фраера – себя не уважать, а во‑вторых, в управлении знают, куда они поехали.

Охранник повел их в обход дома к купальному павильону, пристроенному к главному зданию.

– Прошу!

Яркий свет хлынул из распахнутых дверей в глаза, ослепляя и сбивая с толку. Замешательство длилось всего мгновение, но этого бы хватило, чтобы лишить Одинцова как минимум инициативы. Но никто не собирался на них нападать. Просто в павильоне царил яркий солнечный день. Искусственные и настоящие пальмы в кадках усиливали атмосферу тропического острова, а создавало ее тропическое «солнце» и трехмерное панно за бассейном – море, небо, легкие облака… На песке перед бассейном стояли шезлонги, но парень показал им на барную стойку, сплетенную из бамбука. Судя по его взгляду, он ожидал от гостей дикого восторга и поросячьей радости, но Максим и не думал садиться на высокий пенек за стойкой. И Ожогин остался на своих двоих.