Сергей Зверев - Дикий опер

– Тут клиент.

– Я знаю, Колмацкий, – ответил ему администратор. – Там клиент, причем серьезный. В связи с этим я не понимаю, зачем ты там стоишь.

Филипп, или Филя, как звал его весь персонал «Потсдама», перевел взгляд с тумбочки на цепь и почувствовал раздражение.

– Мне даже как-то неудобно говорить об этом, Павел Маркович, но я стою над мертвым клиентом.

Администратор струхнул – Колмацкий чувствовал это по едва уловимому гуденью проводов – велел оставаться на месте, отдал странное распоряжение «не топтать» и ждать. Выслушав этот мистический бред, коридорный уселся на тумбочку и, изредка стреляя взглядом в сторону жуткого профиля, поднял с разноса блестящую крышку. Сначала выпил, конечно, кофе. А потом, уже не отдавая отчета своим действиям и не сводя глаз с лица трупа, стал хрустеть тостами и прихлебывать из высокого стакана сок. Покойник оказался весьма предусмотрительным человеком и позаботился об аппетите и наличии еды у коридорного заранее. Колмацкий ел, дико вращал красными белками и чуть сожалел о том, что толстяк не заказал на утро стакан водки и соленый огурец.

Администратор пришел не один. Он пришел с начальником службы безопасности, двумя ее сотрудниками и двумя горничными. Зачем здесь горничные, Колмацкий не понял, но присутствие в номере сотрудников СБ оправдал сразу. Те поставили его лицом к стене, зачем-то обыскали, надели наручники, после чего уложили на пол лицом вниз. Над его головой раздавались телефонные переговоры с полицией, всхлипы горничных и кряхтение администратора. Из последнего Колмацкий понял, что толстяк обещал ему что-то, но слово не сдержал. И у Колмацкого, тяжело дышащего на паркете, складывалось впечатление, что виновником этого является именно он.

До приезда МУРа ничего существенного не произошло. Лишь Колмацкого подволокли ближе к стене, вывели одну из горничных, причем ноги ее заплетались, как при сиртаки, да с тумбочки рухнул разнос. Сразу после этого вывели вторую горничную – ее состояние ничем не отличалось от состояния только что покинувшей номер коллеги.

Приехала полиция, перед глазами Колмацкого замелькали ноги, и разнотонные голоса над ним, кажущиеся голосами с небес, стали задавать вопросы, которые часто слышатся при просмотре полицейских боевиков.

Вскоре Колмацкого взяли за руки и поставили на ноги. Павел Маркович тут же указал на него пальцем и сказал: «Это он». И после этого у Колмацкого даже тени сомнений не осталось, что в моменты кризиса, совпадающие с суточными дежурствами, он ходит по «Потсдаму» и режет клиентов.

Потом его увели в подсобное помещение, где заперли, и через дверь он слышал, как оперативники нервничают. Причина была понятна: следователь Следственного комитета запаздывал.

Но через два часа все успокоились.

Следователем оказался крепкий молодой человек лет двадцати шести – двадцати восьми, атлетического телосложения, приятно пахнущий свежим одеколоном, к которому все присутствующие не сразу, а постепенно стали обращаться «Антон Алексеевич» и объяснять ситуацию в том виде, в котором коридорный докладывал ее администратору по телефону. Лица из числа персонала приглушили звуки голосов, стали расступаться перед ним, как волны перед волнорезом, и опять-таки нехотя сводить дело к тому, что труп обнаружил все-таки Колмацкий, а не кто-либо другой.

Приколов – так представился следователь – в первые две минуты нахождения в номере успел сделать три вещи: уточнил, кто из числа персонала есть кто, удалил прочь всех, кого привел администратор Яресько, и велел снять наручники с Колмацкого.

Коридорный сидел на стуле и удивлялся тому, как медик работает с трупом. В прошлом году его двоюродная сестра принесла первенца, и она точно так же вертела малыша, надевая на него ползунки и пеленки, как сейчас медик вертел огромное тело, лежащее на кровати. На бочок, посмотрели спинку… На другой бочок… Опять посмотрел. Выложил на животик…

Когда из уст и резаной раны на шее трупа раздался свист, похожий на усталый выдох, Яресько побледнел, а коридорный обеими руками схватился за сиденье стула. Казалось – еще мгновение, «резаный» проснется, встанет и, придерживая голову, чтобы она, полуотрезанная, на запрокинулась назад, прошипит: «Какого черта?»

– Спокойно, – равнодушно предупредил медик, обнаружив на лицах не привыкших к подобным сюрпризам Яресько и Колмацкого белизну. – Это выходят скопившиеся в легких газы.

Вот так. Всё просто и объяснимо. Труп задышал, потому что газы. Хорошо быть судебным медиком – в любой ситуации штаны всегда остаются чистыми и сухими.

– Вы можете что-нибудь сказать о причинах смерти? – вдруг спросил Яресько, чем мгновенно приковал к себе внимание всех присутствующих.

Нет! Он, наверное, интересовался не этим! Администратор в силу своих должностных полномочий хотел знать, как такое могло случиться. Как удалось человеку, не замеченному ранее в дурных компаниях и вряд ли пившему горькую с уличными отморозками, наутро оказаться в постели с перерезанным горлом. Яресько радел за авторитет гостиницы и должен знать, как такое могло произойти, дабы исключить повторение этого страшного урока. Но Яресько впервые участвовал при подобных событиях, и он смотрел фильмы. А потому ничего более неуместного в этот момент он выдавить из себя не смог.

Через мгновение все оправились и снова занялись своими делами, но медику не замечать Яресько показалось недостаточным, а потому он, даже не посмотрев в сторону управляющего, ответил сухо:

– Его отравили, разве вы не видите? Сейчас девять часов утра, – добавил он, перестав обращать внимание на Яресько и глядя на запястье своей руки. Его окровавленные, скользкие и липкие на вид пальцы, обтянутые резиной медицинской перчатки, неприятно блестели. Врач быстро произвел в голове какие-то вычисления. – Он мертв около восьми-девяти часов. Получается, смерть наступила в период с полуночи до часу ночи. Более точно смогу дать ответ после вскрытия. Есть много факторов, предполагающих ошибку. Огромный вес, закрытые форточки, способ причинения смерти… Нет, ответ смогу дать никак не ранее сегодняшнего вечера.

Вернув тело в исходное положение, добавил:

– А цепь хорошая. Такое плетение впервые в жизни вижу. А ведь посмотри – никому не нужна оказалась.

Колмацкий сидел, крутил головой и всякий раз, когда администратор начинал напоминать следователю, что труп обнаружен коридорным, замечал, что следователя это раздражает все больше и больше. В конце концов этого Приколова Яресько достал, и следователь спросил:

– В котором часу вы прибыли на работу?

– Я? – растерялся Яресько. – Я, простите, и не уходил. Я в гостинице со вчерашнего вечера. Меня просто никто не видел. Я лег спать в одиннадцать вечера.