Сергей Зверев - Дикий опер

Но Копаев усмехался всякий раз, когда произносил эту фразу – «нелегко достать». А Дутова в «Красной Пресне» легко было убивать? А Занкиева уводить перед самым носом следствия?

Значит, дело не в проблеме обнаружения и ликвидации, а в целесообразности данного деяния.

Странно. Очень странно. Удивительно тем, что именно Шахворостов дал наиболее яркие показания в отношении Бараева и Магомедова, как обличающие их организованно-преступную деятельность. Редкая статья УК, подтверждаемая документально и устно: «Организация преступного сообщества». Как раз по линии Копаева работенка, если учесть, что то сообщество имело задачи контролировать всю Мирнскую область.

Из протокола допроса Шахворостова П. П.:

Вопрос: Скажите, какие, по-вашему, преследовали цели упомянутые вами Магомед-Хаджи Магомедов и Руслан Бараев?

Ответ: Я, надеюсь, мои добровольные показания будут учтены при составлении вами обвинительного заключения. Я полностью готов к сотрудничеству со следствием, как гражданин. И потому заявляю прямо: сообщество, организованное Магомедовым и Бараевым, знакомыми мне лично, является преступным по сути и направлено на теневой контроль за всей экономической деятельностью Мирнской области.

И после этого Павел Павлович до сих пор жив?

Можно было подумать, что у Магомедова, оставшегося в тоскливом одиночестве, закончился административный ресурс. Читай – возможность давать распоряжения подчиненным по причине отсутствия последних. Однако последние события с Дутовым являются утверждением, обратным этому. Людей у Магомеда-Хаджи хватит на всех, как ни кощунственно это звучит в свете его последних деяний. Значит, причина в другом. Причина в том, что умирают все, кто мог бы сказать на следствии и суде нечто большее, чем обвинить сообщество Магомедова в организации преступного сообщества.

В Рыбном переулке ему снова не повезло. Молоденький лейтенант, сидящий в кожаной тужурке на гнедом коне, смотрел на него минуты две. Потом сунул руку за пазуху, вытащил маленький и плотный прямоугольник бумаги, по фактуре напоминающий фотографию, крикнул что-то напарнику и всадил шпоры в ребра гнедого.

Он заволновался. На него двигались упругой рысью два коня, но еще более угрожающе выглядели два мента, восседавших на них как тамплиеры.

Откинув в сторону брикет мороженого, он вскочил и помчался к Варварке.

Беспрестанно оглядываясь, слыша за спиной учащающийся цокот копыт по мостовой, он вдруг вспомнил кадры из фильма с участием Высоцкого. Высоцкий играл какого-то ловеласа, которого за амурные дела преследовал Командор.

По Варварке он бежал уже галопом, потому как преследователи за его спиной взяли в карьер. Как бородавочник, убегая от леопарда, старается забраться в дебри, чтобы отобрать у врага преимущество в скорости, он стал скользить через уличные кафе, которые, по счастью, еще не успели перенести внутрь заведения. Нынче небо было чисто, в воздухе пахло приближающейся зимой, однако не было надоевшего дождя. И люди пользовались последними минутами уходящего солнца, чтобы в последний раз в этом году о нем вспомнить. Они парами, тройками и просто в одиночестве сидели за пластиковыми столиками, прихлебывали из чашек горячий кофе и млели от контраста тепла внутри и холода снаружи.

Истома изредка прерывалась молодым человеком, мчащимся меж столиков. Он сбивал стулья, проливал кофе на одежду сидящих, словом, делал все, чтобы последний теплый день уходящего года остался в их памяти как самый мерзкий.

Все было бы ничего, ему можно было просто набить морду. Но…

Но потом были кони.

Попасть под них никто не хотел. Они ворвались в теплый октябрьский день вестниками революционных погромов, хрипели раздутыми крыльями ноздрей, скалили рыжие зубы и пинали все, что находилось перед ними. Кони не умеют посещать кафе. Жрать с руки – да. Молоденькая девушка протянула на перчатке кусочек эклера гнедому, и тот всосал его, двигая губами, как пальцами, в свое нутро.

– Но-о! – сказал его наездник в форме, и конь, перевернув два стула, шаркнул пахнущим ядовитым потом боком по кожаному плащу кормилицы и зацокал дальше.

– Козел! – крикнула она, и было совершенно ясно, что относилось это не к гнедому.

В яблоках, тот оказался еще более смышленым. Он нес сержанта МВД, двигая челюстями, как жерновами. И с каждым движением его жилистых челюстей у него в пасти исчезал чудовищно дорогой букет из французских фиалок. Такие на Варварке по двадцать долларов с упаковкой. Нет, наверное, большей обиды, чем настоять на встрече с пассией, разориться на цветы и кофе, видеть ее, приближающуюся, и после стать свидетелем того, как обе чашки проливаются на твои брюки, а скачущий к горизонту конь мента сжирает твой, еще не подаренный букет.

– Ап! – воскликнул один из наездников, и гнедой сиганул через металлическое ограждение тротуара.

– Смотри, дорогая, – сказал мужик из завизжавшего тормозами «Мерседеса», – «красные» наших гонят.

И, дождавшись, когда решетку радиатора миновал гнедой и приблизился в яблоках, нажал на переставленный с «КамАЗа» на «шестисотый» звуковой сигнал.

Всю свою жизнь конь провел в полицейских конюшнях. Он видел «Мерседесы» каждый день и их не боялся. И ни разу за свои два года постоянной регистрации в Центральном административном округе Москвы не видел «КамАЗа». И ни разу его не слышал. А потому стал уносить сержанта в привычное себе место – к Кремлю. До Красной площади было минуты две активного галопа, и жеребец старался вовсю.

Добравшись до Никольской, парень рухнул на лавку. Из пятнадцати последних дней он спал всего шесть. Ел на ходу и справлял нужду исключительно в экологически чистых туалетах. Последний раз он был в своей квартире три недели назад. Но и тогда не вошел в нее, заметив у подъезда машину, а в своих окнах – чужие лица. Его жизнь превратилась в ад, и он не умер от голода только потому, что время от времени заходил в сберкассу и снимал со счета деньги.

Прикурив сигарету, он стер со лба пот и несколько раз глубоко затянулся.

Дальше так жить нельзя. Складывается впечатление, что вся полусотня тысяч ментов в этом городе знает его в лицо и ловит, оставив все дела, только его. Затяжка, еще одна…

Пошарив в карманах, он выгреб содержимое и нашел телефонную карточку. Неподалеку был и таксофон. Еще раз подумав, стоит ли это делать, он уже почти отказался от внезапно возникшей идеи, однако тут же вспомнил пену, падающую с лошадиного храпа, и решительно двинулся в таксофону.

«Вставьте карту… Осталось три разговора»…

– Здравствуйте, подскажите, пожалуйста, номер телефона Следственного комитета…