Кирилл Максимов - Парень с крутым нравом

– Меняем программу? – поинтересовался Прохор.

– Приходится. Ты уже вправил мозги другим детишкам?

– Все начисто забыли. – Прохор усмехнулся в бороду. – У меня методики действенные. Благодаря вам мог бы и докторскую диссертацию написать.

– Успеешь еще. Человек ты не старый, здоровый, жить будешь долго. Пока я в мужской силе, и денег на сытую старость накопишь. Будешь писать в свое удовольствие.

– Так что с программой?

– Жаль, конечно, но на время сворачиваемся. Значит, так. Детей на теплоходе завтра покатать обязательно. Раз я обещал, надо сделать. Потом, к вечеру, всех в детский дом отвезти надо.

– С Яниной, что делать? – спросил Прохор.

– Она ничего не видела, ни в чем таком не участвовала, поэтому ее можно отправлять назад. А вот с ней как быть? Вот это серьезный вопрос.

– Предлагаю и ей стереть память. Пусть она потом думает, что играла с ребятами.

– Вечно ты хочешь влезть людям в голову и что-то там подправить. Ничто бесследно не проходит. Ты ведь действуешь на уровне шаманизма. Сам толком не знаешь, что происходит в неокрепших детских мозгах.

– Главное – результат, – заявил Прохор.

– Ты предлагал подкорректировать и мою психику, но я не согласился. Кто знает, может, после твоего вмешательства у меня пропадет талант зарабатывать деньги? Тогда я стану никем. Уж лучше быть таким, каков я есть. Я подумаю, что с ней делать.

– Надо решать прямо сейчас. В детский дом в любой момент может нагрянуть проверка из Москвы. Коллеги предупредили меня о такой возможности. Все дети должны оказаться на местах с правильной памятью.

– Правильная память! – Порошин опять вздохнул, потянулся к бутылке и принял еще сто граммов. – Что ты в этом понимаешь? У меня страшные воспоминания о своем детском доме. Я до сих пор их всех ненавижу. Особенно директоршу и девчонок. Они унижали меня, издевались. Но, возможно, именно потому у меня и появилось стремление к победе. Желание стать лучшим, самым богатым, получить власть. Я не променяю свои воспоминания на твое вранье. Посмотри сам. Много ты знаешь успешных людей из тех, у кого было счастливое детство? То-то и оно. Таких нет, если не считать тех, кого Бог не обделил талантом актера или музыканта. Мои несчастья сделали меня сильным!..

Порошин явно захмелел. Он уже не обращался ни к кому конкретно, беседовал с самим собой, рассуждал вслух.

Вероника почувствовала, что сейчас он может ей поверить.

Она подавила в себе желание сказать что-либо резкое и произнесла:

– Вы были правы Леонид Владимирович.

– В чем? – осведомился Порошин.

– Во всем. – Вероника старалась говорить как можно убедительнее.

– Во всем – это ни в чем. – Насильник криво усмехнулся.

– В том, что касается меня. Мне противно думать о том, что случилось. Я буду сопротивляться до последнего, если такое повторится, но не хочу, чтобы эти воспоминания стерлись из моей головы. Это моя жизнь. – Правда и ложь мешались в словах не по годам развитой девчонки. – Я согласна получить от вас компенсацию в виде моей будущей жизни. Лучше работать в одной из ваших фирм, чем валяться пьяной под забором. Я достаточно насмотрелась на всяких бомжей. – Вероника замолчала, боясь, что ее обман раскроется.

– Я не склонен ей верить, – предупредил Прохор, почуяв профессиональным ухом подвох.

– А вот я верю. – Порошин улыбнулся. – Она не дура и еще не испорчена. Развяжи ее.

– Вы уверены?..

– Я не дам тебе копаться в ее голове. Ты скажешь Ольге, что девочка заболела – ничего серьезного, простуда – поэтому остается в гостевом комплексе на несколько дней. Она нужна мне такой, какая есть.

Теперь Прохор понял, о чем говорил хозяин, склонился к его уху и зашептал:

– Я правильно вас понял? Вы развлечетесь с ней, как только сможете, а потом я сотру ее воспоминания?

Леонид Владимирович согласно кивнул и проговорил:

– Посели ее в дальний коттедж и закрой дом так, чтобы она не могла выбраться. – Он посмотрел Веронике в глаза. – Такой вариант тебя устроит?

– Вполне.

– Тогда иди. – Порошин поднялся, морщась от неприятных ощущений, завернулся в простыню, отчего стал похож на древнего римлянина, замотанного в тогу. – В следующий раз мы поставим с тобой еще один спектакль. Новый. Я придумаю роли. Будет очень занимательного. Не становись такой, как все, тогда преуспеешь. Чтобы потом властвовать, нужно уметь подчиняться чужой воле – моей! – но не переставать быть самой собой.

Вероника выслушала этот сумбур с покорностью на лице.

Прохор взял со стола нож и стал перепиливать им веревки. Путы свалились. Девчонка расправила руки, растерла затекшие запястья.

Она поднялась, посмотрела в глаза Прохору и сказала:

– Ведите меня.

– До встречи, чертовка, – проговорил Порошин и потянулся за бутылкой, но пить не стал.

– До встречи, – стараясь не вкладывать в эти короткие слова лишнего смысла, произнесла Вероника.

Прохор вывел ее из коттеджа. На небе сияла полная луна. Мимо нее проплывали низкие облака. Светили звезды. Шумел под ветром близкий лес.

Но все эти красоты совсем не занимали Веронику. Мир, казавшийся ей до этого прекрасным и привлекательным, внезапно сделался отвратительным. Богатый спонсор, заботившийся о детях, лишенных родителей, превратился в гнусного насильника. Латушко, которую Вероника и раньше не любила, была еще хуже, чем Порошин. Прохор тоже оказался негодяем.

– Иди рядом, – цыкнул на девчонку бородатый психоаналитик, тут же схватил ее за руку и крепко сжал пальцы.

Вероника даже вскрикнула от боли.

– Не думай меня провести. Я твои мысли читаю на расстоянии.

– И что же вы прочитали?

– То, что ты лгунья. Хочешь запудрить мне мозги. Ничего у тебя не получится!

– Каждый человек врет. Дело в количестве, – неприветливо отозвалась девчонка. – Вы тоже врете.

– Иди рядом и молчи. Я вижу, что у тебя на уме.

Они шли не по дорожке, а по аккуратно подстриженному газону, шуршавшему под ногами. Веронике вновь стало так жалко себя, что она чуть не расплакалась. Ведь если побег не удастся, то Порошин прикажет стереть ее воспоминания, и Прохор это с радостью исполнит.

– И не думай удрать! Ты отсюда все равно не выберешься, – предупредил Прохор.

– Вы же слышали, что я говорила.

– Одно дело слова, другое – мысли. Я их читаю как буквы с бумаги.

Веронике вдруг показалось, что психоаналитик и в самом деле способен читать ее мысли. Ей стало страшно, но в голову тут пришла спасительная идея. Она начала шепотом проклинать Прохора, называть его самыми страшными словами, какие только знала. Детский дом научил ее отборной ругани. Там без этого не поймут.

– Что ты там бормочешь?

– Просто молюсь.

Девочка шла и украдкой смотрела по сторонам. Территорию она не знала, была здесь впервые. От пережитого стресса девочка окончательно потеряла ориентацию, даже не могла вспомнить, где их поселили. Единственным освещенным пятном во всем ночном пейзаже был КПП. В ярком луче прожектора четко читался полосатый шлагбаум.