Кирилл Казанцев - Мажорный поцелуй

Девушка не знала, что еще сказать, чтобы версия выглядела убедительной. Она никак не могла сосредоточиться — ей мешали мысли о Маркеле. О том, не о нем ли пришел вынюхивать информацию этот следователь. Как только Горецкий вошел в палату, Яна сразу же почувствовала к нему неприязнь. Его улыбка и тон, каким он разговаривал, казались неискренними и даже агрессивными.

— Погодите, что-то я не пойму, — Горецкий, увидев, что девушка в растерянности и путается в ответах, пошел в наступление. — Сначала вы сказали, что деньги вам дал благодетель. А теперь — что не видели его и давал он не вам, а кому-то другому.

— Максим Петрович, вот зачем вы на нее так давите? И что это за грубая форма вопросов? Вы что, не видите, в каком Яна сейчас состоянии? — встряла в разговор Маша и подошла к ним.

Горецкий с удивлением посмотрел на нее. Он не ожидал и никогда не сталкивался с тем, чтобы какая-то медсестричка упрекала его, одного из лучших следователей города, да еще и указывала, какие вопросы задавать, а какие нет.

— Я, конечно, сильно извиняюсь. Как вас — Маша зовут? Так вот, Маша, по-моему, Яна вполне в состоянии осознанно отвечать на мои вопросы.

— По поводу денег я могу вам все рассказать. Это я принесла их Яне в палату.

— А откуда они появились у вас? — Горецкий заинтересованно посмотрел на медсестру.

— Сначала кто-то позвонил на телефон дежурной медсестры — как раз моя смена была. Такой глубокий приятный голос, у меня сложилось впечатление, что это мужчина в годах, может, даже пожилой, — врала и не краснела Маша. — Он спросил — здесь ли лежит Яна Галчинская, которая попала под машину и которой нужны деньги на лечение. Я сказала, что да. После чего собеседник сразу же положил трубку. А буквально через несколько часов деньги уже были тут. Мне их принес какой-то мальчишка, посыльный. Сказал, что его попросили передать этот пакет Яне Галчинской и пожелать ей скорейшего выздоровления. Я попыталась расспросить, кто дал деньги, но мальчик молча развернулся и убежал.

Когда Маша закончила рассказ, в палате на некоторое время воцарилась тишина. Покусывая губы, Горецкий обдумывал услышанное.

— Интересная история. Прямо какое-то рождество. Чужой человек вот так запросто, увидев по телевизору сюжет, жертвует сумасшедшие деньги девушке, которую не то что не знает, но даже вживую не видел.

— Ну, не все люди такие, как вы, — поддела полицейского Яна. — Будь у вас хоть миллиард долларов, вас бы, наверное, жаба задушила пожертвовать пару тысяч и спасти чью-то жизнь.

— А вот теперь вы мне грубите. С чего вы взяли, что я жадный и бесчувственный?

— Я сужу по тому, с какой кислой миной вы слушали Машу. Вам легче поверить в какую-нибудь гадость, чем в историю о человеческой доброте.

— В чем-то, Яна, вы правы. Поработайте на моем месте хотя бы годик, и у вас тоже много иллюзий относительно добра и сострадания поубавится. Ладно, не буду больше утомлять своими вопросами. Скорейшего вам выздоровления. До свидания.

Горецкий поднялся из кресла, похлопал Яну по руке, кивнул Маше на прощание и покинул палату.

Следователь был зол на них обеих, но ничего поделать не мог — официально прицепиться было не к чему. Никто не запрещал благотворительность, никто не обязан отчитываться о подарках. Но верить в услышанную только что чушь Горецкий ни за что не хотел. То же мне, начитались девчонки сказок и навешали лапшу на уши. Покажите, где в нашем в городе живет хоть один сердобольный толстосум? Да их в принципе не может быть. Человек, заработавший сотни тысяч евро, априори лишен чувства жалости. И добровольно делиться своим баблом он будет только, если его крепко прижмут еще более влиятельные, чем он, люди. Горецкий носом чуял, что Яне деньги принес именно Маркел. Иначе и быть не могло. Что ж, придется копать дальше. Рано или поздно тот допустит ошибку, и тогда посмотрим, кто победитель, а кто — проигравший.

Как только следователь вышел из палаты, Маша присела у кровати Яны, взяла ее за руку и принялась успокаивать. По глазам Яны и выражению лица было видно, что она сильно взволнована визитом полицейского и его вопросами.

— Яна, все в порядке. Ему не к чему прицепиться. Если он еще раз заявится и начнет опять расспрашивать, не говори ему ничего. Просто молчи. В конце концов ты ничего противоправного не совершила. Да и вообще — по закону не обязана отвечать.

— Да я уже поняла. Просто растерялась, разволновалась. Он как-то так неожиданно сюда заявился и с ходу начал засыпать вопросами.

— Мне он таким гадким показался. Глазки бегают. Волосы жирные, немытые, грязь под ногтями. Если у него есть жена, то я ей не завидую.

— Слушай, Маша, а я за Маркела сильно переживаю. Раз полицейские заявились сюда и вынюхивает что-то, то, вполне возможно, что они подозревают Маркела в краже этих денег. У них точно есть на него досье, я раньше даже несколько раз замечала, как за нами следили люди, наверняка из полиции. Вот они и решили выйти на него через меня.

— Не беспокойся, твой Маркел в надежном месте. Там его никто не найдет. А этот Горецкий пусть сколько угодно бегает вокруг тебя — у него ничего нет. А когда полицейский чувствует свое бессилие, он начинает злиться и беситься. Так что не обращай на этих ментов внимания. Ладно, побегу я. Нужно взять кое-какие медикаменты, чтобы обработать Маркелу рану.

— С ним точно все хорошо? — с тревогой переспросила Яна.

— Да, на нем заживает как на собаке, — улыбнулась Маша. — Пока.

Медсестра зашла на этаже в свой дежурный пункт, села за стол и открыла выдвижной ящик. Там уже лежал сверток с необходимыми для обработки и лечения Маркела лекарствами и хирургическими инструментами. Только она собралась переложить сверток в сумочку, как к столу подошла ее сменщина Лариса Евгеньевна, женщина лет пятидесяти довольно крупной комплекции. Маша быстро положила сверху на сверток стопку старых женских журналов и закрыла ящик.

— Привет, Маша. Как смена прошла?

— Все как обычно. Скука смертная.

— Журнальчики новые прикупила почитать? — спросила Лариса Евгеньевна, кивнув на ящик стола.

— Нет, это все те же, старые.

— Машенька, можно тебя попросить посидеть еще десять минут — хочу сбегать в кулинарию у нас внизу, взять птичьего молока двести граммов — я так обожаю эти конфеты! А то потом все раскупят.

— Да, конечно, я побуду тут.

Как только та исчезла из виду, Маша переложила сверток в сумку.

— Вот тебе угощеньице, — вернувшись, сменщица протянула Маше несколько конфет.

— Спасибо. До свиданья.

Спустившись вниз, она остановилась в холле у зеркала поправить прическу и накрасить губы. К ней тут же подскочил дежуривший у входа полицейский.

— Привет, Маша. Отлично сегодня выглядишь. Есть минутка?