Анна Шахова - Про шакалов и волков

Полковник Оробцов отсоединился и внимательно посмотрел на своего шефа, генерала Смелова, в кабинете которого находился во время разговора с Дедимом. Начальник и подчиненный представляли собой разительный контраст. В отличие от крупного и значительного генерала полковник был худ и суетлив. Его тонкие руки, узкое лицо, светлые глаза находились в постоянном движении. Оробцов сделал телефон на громкую связь, когда общался с Димитриевым, так что Иван Иванович, пять минут назад прибывший в свой кабинет и только начавший изучать список охранников Гладкой, слышал разговор до единого слова. Полковник знал, что первым должен высказаться генерал. Так было принято. Иван Иванович, почесав кустистую бровь и пожевав губами, — жест, выдававший предельное волнение, спросил, глядя испытующе на подчиненного:

— Насколько можно доверять этому Димитриеву? Он уволился, насколько я помню, по формальной причине. В чем была суть? И почему вокруг него бывает шумиха в прессе? Гений сыска нашего века? — хмыкнул генерал.

Полковник заерзал на стуле:

— Он индивидуалист, чистоплюй. Ушел в коммерцию. В смысле в частный сыск. А причина… да никакой — собственное желание. Не такой уж редкий случай. И сыщик, уверяю вас, самый заурядный. Все остальное — пустая шумиха, как вы справедливо выразились.

— Словом, вы ему не очень доверяете.

Генерал сделал ударение на слове «очень».

— Вы о возможной связи Дедима… в смысле Димитриева с террористами?! — искренне изумился Оробцов.

Смелов отмахнулся.

— Я о том, что он напортачит там, и получим мы полсотни человек российской элиты с простреленными… — генерал не договорил, снова махнув рукой.

— Не приведи Господи, конечно.

— Он профессиональный спецназовец. Если сможет хоть какое-то время передавать сведения из центра захвата — честь и хвала, как говорится. Но… я думаю, он обречен, Иван Иванович.

— Короче, прикрывайте его и загадочную мадам, если и в самом деле полезут на стену, а там уж… да… — Генерал поднялся из-за стола и начал ходить по кабинету.

В этот момент на столе зазвонил стационарный телефон. Министерский.

Генерал выслушал короткую речь начальника и, сказав: «Слушаюсь!», положил трубку.

— Ну вот и все! Отбой, Петр Петрович. ФСБ начинает подготовку к операции и ведет переговоры с террористами. Скажи этому гению, пусть уходит через подвал, пока не поздно.

Оробцов попытался дозвониться до Дедима, но тот уже отключил телефон.

Когда сыщик появился рядом с Люшей, она увидела, что он предельно сосредоточен и будто напружинен.

— Ну что, Юля, время! — сказал Дедим, сжимая «Калашников» двумя руками.

— Оружие вот так, обеими руками держите перед собой, но вперед не лезьте, будьте все время за моей спиной. И выключите мобильный! Станет весело, если он в самый ответственный момент запиликает… Я, кстати, все же звякнул одному полковнику, когда успокоил нашего бунтаря в бандане. Обидно будет, если нас «снимут» со стены свои. А так, Бог даст, прикроют.

Поднявшись по лестнице и выглянув в холл, Димитриев увидел, что боевик, стоявший ранее у них на пути, находится около высоких окон в холле вместе с двумя другими бандитами-секьюрити, которые теперь обороняли здание. Сделав уродливые пробоины в стеклах, они держали под прицелом двор, чтобы в любой момент пустить оружие в ход против полицейских.

На втором этаже раздались автоматные очереди, после которых что-то оглушительно грохнуло и забренчало: это разбилась люстра. Боевики, дежурившие у окон, стали справляться по рации, нужна ли помощь. В ответ их так обложили, что они приникли к стеклам.

Тут-то Дедим с Люшей и воспользовались подходящей минутой. Сверху раздавались шаги, выкрики и ругань, которые явились отличным шумовым фоном, чтобы сыщики проскользнули за спинами боевиков в коридор, ведущий налево. Он оказался очень коротким — справа и слева по одному маленькому классу для семинарских занятий, а впереди — удача! — и в самом деле виднелась узкая застекленная дверца на пожарный балкон. Сыщик дернул дверь, но она была заперта.

— Это чтобы студенты благополучно сгорели заживо? — буркнул Дед им.

— Чтобы курить не вздумали на балконе, — тихо парировала реалистка Шатова. После чего, едва не всунув нос между створками двери, прошептала на ухо Дедиму:

— Она открыта. Просто к новому учебному году ее покрасили, и створки прилипли одна к другой намертво. У меня так на даче было. Но если дернуть очень сильно, грохот выйдет немаленький…

Дедим странным, как показалось Люше, раздосадованным взглядом смерил коллегу и шепнул в ответ:

— Подождем…

Ждать пришлось не более минуты. Сверху снова что-то загрохотало, а на улице, к вящей радости сыщиков, сработала автомобильная сигнализация. Тут-то Дедим и дернул ручку двери изо всех сил, и створка, хрустнув, подалась.

Небольшая студия на третьем этаже, где террористы удерживали «вип-заложников» — Марту Гладкую, Дориана Крофта и Алину Вятскую, служила институту художественной мастерской. Вдоль стен стояли мольберты с прикрепленными листами, на которых были похожие изображения: кувшин, накрытый полотенцем, половинка украинской паляницы и граненый стакан, служащий вазочкой для колосков пшеницы. Заложники сидели на стульях в центре студии под прицелом вызванного Свища, имея возможность лицезреть работы студентов. Марта Матвеевна, несмотря на панику и гнев, который она уже в должной мере излила на «убийцу, предателя и мерзавца» Пал-Пала, даже шепнула Алине:

— Третий справа натюрморт очень хорош.

Пресс-секретарь в очередной раз подивилась выдержке и чувству юмора своей благодетельницы, которая в любой ситуации умудрялась не только не терять присутствия духа, но и внушать спокойствие близким ей людям.

В отличие от миллиардерши голливудский актер был до предела взвинчен, порывался вскакивать со стула и беспрестанно требовал то американского консула, то посла, то телефонного разговора с самим президентом.

Когда в студию вошел Грунов, Крофт чуть не схватил его за грудки, но был сбит с ног Свищом. Пал-Пал приказал подчиненному встать у двери, а сам, услужливо подставив Лейтенанту Смерч стул и протянув бутылку минералки, сказал ласковым тоном по-английски:

— Господин Крофт, если вы не ведете себя умно, я нуждаюсь просить нашего врача дать вам психотроп. Очень сильный психотроп для покоя. Доктор свободен — он делал первую помощь олигарху. Не надо примеривать русского финансиста, который, наверно, не пишет сейчас правой рукой.

— Змею, анаконду пригрела… — прошептала, сокрушенно кивая головой, Марта Матвеевна. На ее реплику Пал-Пал не отреагировал.

Крофт же, напившись воды и откинувшись на стуле, сказал с презрением: