Кирилл Казанцев - Полицейская фортуна

— Полянский — в дом. Ломай двери к чертовой матери, — разрешил Антон. — Мне нужна дееспособная Вера Гаенко. — Сидельников, обойди двор. Похотин! — Не дождавшись реакции, Копаев крикнул: — Похотин!.. Иди сюда, капитан!..

Тот зашел во двор, живо оглядываясь по сторонам. Теперь, когда собаки застыли в позах последней судороги, вилы лежали на снегу, а ветер унес кислый запах пороха, он выглядел решительно.

— Старика в дом. Вызови врача. Здесь есть врач, Похотин? Я не спрашиваю о больнице, я спрашиваю о враче! Он есть в этом гребаном ауле?

Верой Гаенко оказалась субтильная особа с бегающими по сторонам глазами, тонкими пальцами и поведением, близким к истерике. Называть последнее характерной чертой было пока преждевременно, потому что Антон сам не знал, как выглядела бы в этой ситуации его жена.

Супруга Гаенко откровенно срывалась на девичий фальцет, заламывала пальцы, заставляя опера УСБ холодеть от той мысли, что они сейчас сломаются, и вела речи, сродни тифозному бреду. «Я ничего не знаю!», «Я ни в чем не виноватая!..», «Не убивайте нас, пожалуйста!..»

И только тогда, когда внесли старика и Антон громко объявил, что является следователем, а не киллером, все успокоились.

А ждали бандитов. Уезжая, Игорь Викторович предупредил всех, что случайно оказался втянутым в криминальную разборку, его несправедливо подозревают в хищении чужих средств…

— Кто, позвольте вас спросить, подозревает? — перебил старуху Гаенко Антон.

Подозревает руководство казино, где работал Игорь, сын. Он привез Верочку, дабы уберечь ее от расправы, а сам возвращается в Екатеринбург, чтобы восстановить справедливость.

— Правда? — уточнил Антон. — В Екатеринбург? А не в Баден-Баден, скажем?

— Нет! Как он мог подумать такое?! — сказала Верочка. Ее муж — честнейший и благороднейший из мужчин, ступающих по этой земле. Уезжая, он просил не вызывать полицию, потому что та с ними заодно.

— С кем с ними? — спросил Антон, у которого от заморочек управляющего, пригодных для облапошивания разве что придурковатой жены и родителей-маразматиков, стало ломить в висках.

— С бандитами, разумеется, — гордо отвечала Верочка, разочаровываясь несообразительностью следователя Генпрокуратуры. — Муж все уладит и вернется за мной.

Взяв ее за локоток, Копаев вывел ее во двор. Путаясь в деревенском платке, пахнущем коровой, Верочка морщилась до тех пор, пока не увидела собак. После этого морщиться перестала и впала в транс — самое лучшее состояние человека для проведения с ним задушевных бесед.

— Вам известна фамилия Крыльников?

— Конечно. Муж много о нем рассказывал. Они мертвые? Он полковник из ГУВД.

— А что вам рассказывал муж о Крыльникове?

— Крыльников оберегал казино от давления бандитов, и муж ему за это платил пять тысяч долларов в месяц. Вы уверены, что они не очнутся и не укусят нас? Я их боюсь. Я по ночам хожу в ведро в сенях, чтобы не выходить на улицу. — Сглотнув набежавшую слюну, она снова заговорила: — Игорь говорил, что Крыльников готовился к пенсии, хотел выглядеть в высшем свете как человек удачливый, фартовый и мзду брал исключительно на глазах игроков, создавая видимость постоянного выигрыша. Боже мой, вы их вилами?

У Антона появилось непреодолимое желание вынуть из кармана сотню и вложить в ладонь Верочки.

— На эти вилы хотел посадить нас ваш милейший свекор. Скажите, Вера… — заведя ее за угол, где ветер не так доставал своими усилившимися порывами, Копаев прикрыл женщину собой. — Как объяснял вам Игорь Викторович связи своего казино с футбольным клубом «Олимп»?

Поставить перед ней вопрос по-другому было нельзя. Идиоматические выражения, наподобие: «А не говорил ли Игорь Викторович…» или «Что вы думаете о…» мгновенно натолкнут хотя и субтильную, но явно не глупую женщину к уверенности в том, что следователь не знает, а подозревает. И не будет тогда для нее лучшего повода, чтобы пуститься в пространные изречения. Сейчас же для нее все должно быть предельно ясно. Копаев знает, что связь существует, однако не уверен в том, что существует именно в том виде, который предполагает. Можно ответить — «я не знаю» или «он никак не объяснял», но тогда женщина даст следователю повод думать о ее муже как о человеке скрытном, а потому подозрительном.

Для нее же Игорь Викторович Гаенко был благороднейшим из мужчин, ступающих по этой земле.

— Я знаю только то, что Игорь был близок с Ресниковым.

— Да, Артур Олегович об этом говорил, — качнул головой Антон, заставляя ложью говорить правду. Чтобы свежий ветер окончательно не привел женщину в чувство, он поднял воротник ее куртки, что Верочка со свойственной ей недалекостью восприняла как благородный жест.

— Спасибо. Об их отношениях я знаю только, что они часто встречались, — она улыбнулась. — Мужчины женщин не посвящают в свои дела полностью. Вы ведь тоже вряд ли откровенничаете с женой, когда речь заходит о вашей работе.

— Она вообще обо мне ничего не знает, — это было первой прозвучавшей в этом дворе правдой. Антон Копаев не был женат.

— Постойте… — кажется, ветерок все-таки расшевелил ее сознание. — А что вы хотите делать с Игорем?

— Мне нужно предупредить его о надвигающейся беде. Выручить — чтобы более понятно вам было. Он, кажется, на улицу Весеннюю поехал?

— Нет, — удивилась Верочка. — У нас на Маршала Тухачевского однокомнатная.

— Чтоб тебе!.. — смутился Антон. — Я их вечно путаю. Как Швейцарию со Швецией.

Она засмеялась. А ей постоянно приходится путать Индию с Индонезией! Родственные души!

— Вы сейчас уедете? — успокоившись и признав в Копаеве своего, спросила Верочка.

— Конечно! — по-весеннему безответственно рассмеялся советник. — Вместе с вами.

— Как это? Как это?.. — Больше Копаев для нее своим не был.

В дом они вошли вместе, и по тому, как Верочка была сумрачна и испугана, все присутствующие поняли, что ничего не изменилось. Какой она дом покинула, такой в него и вернулась.

— В доме телефон, — беззвучно напомнил Сидельникову Антон, как только Верочка начала говорить о том, что уезжает, и тем приковала к себе внимание.

— Какое нахальство для такой глуши, — возмутился опер и выскользнул в сени. Там он нашел провод, ведущий из комнаты, довел его до притолоки и полез по лестнице под крышу. Коробка располагалсь на матке, и Сидельникову стоило большого труда найти участок, где провод можно разрезать ножом так, чтобы на поиски повреждения линии ушли не часы, а дни. Лезвие щелкнуло, и через секунду старик Гаенко, будь он в состоянии держать в руках трубку, услышал бы в ней тишину. Прокравшись назад, опер спустился по лестнице и снова вошел в дом.

Ничьего внимания, кроме Копаева, своим появлением он не привлек. Верочка собирала вещи, старушка ей помогала, и обе с каждой новой тряпкой обстреливали «следователя Генпрокуратуры» откровенно неприязненными взглядами.