Кирилл Казанцев - Сломанная роза

Он замолчал, начал вслушиваться в сопящую тишину.

— Похоже, я подкинул тебе пищу для размышлений? — предположил Вадим, выплевывая изо рта остатки грязи. — Молчишь, дорогая? Нервные клетки восстановились и задумались?

— Не понимаю, дорогой, зачем ты мне все это рассказываешь, — спокойным голосом вымолвила Кира. И сердце у Вадима тревожно дрогнуло — неужели напрасно он тут растекался по древу? — Впрочем, спасибо за информацию, я подумаю, как смогу ее использовать. Мне очень жаль, но в наших отношениях после твоих слов ничего не меняется. Ты умрешь в течение получаса — крайне неприятной и мучительной смертью. Возможно, ты разжалобил меня, озадачил, но ты по-прежнему остаешься человеком, застрелившим по доброй воле рядового Писемского. Тебя ведь никто не заставлял нажимать за курок? Так что извини, у каждого своя правда и своя драма. Лично мне моя драма представляется существеннее — поскольку она МОЯ. Помолчи-ка минуточку, дорогой… — Кира насторожилась, повернула голову к проему. Явственно различался звук работающего мотора. Где-то неподалеку проезжала машина. Она встревоженно приподнялась, стиснула рукоятку «стечкина». — Странно, дорогой, кто-то едет по дороге — хотя колея на ней выглядела так, словно последний раз по ней проезжал Ермак, покоряя Сибирь… Я отлучусь на минутку, не возражаешь? Обещаешь, что не будешь без меня скучать?

Ответа она не дождалась, выскользнула за порог и растворилась в зарослях бурьяна. Сердце понеслось — до дороги метров пятьдесят, в его распоряжении не больше минуты! Вздулись вены по всему телу, он начал извиваться. Кира его переворачивала — натяжение скотча ослабло. Но путы продолжали пригвождать к поддону. Он извертелся. Зажигалка с сигаретной пачкой валялись неподалеку, но как, а главное, ЧЕМ дотянуться до источника огня?! Мозг работал на полную катушку. Вариант был один, как ни крути. Он подался вверх по поддону, вытянул голову и плечи, как только мог, и продвинулся сантиметров на десять. Изогнул ноги в коленях, задыхаясь от усердия, дотянулся пятками до досок поддона. Еще немного вверх — за грань возможностей и понимания… В его распоряжении один удар, на второй он уже не сподобится, он должен собрать все, что осталось в организме. А бог и гнилые доски поддона — в помощь… Он сделал несколько дыхательных упражнений, вскинул одновременно обе ноги, согнув их в коленях до упора, и врезал пятками по доскам.

Трухлявое дерево переломилось. Но звучного треска при этом не было — оно отсырело и подгнило. Поддон расползся по швам. А он уже вертелся во всех плоскостях. Отдирал от себя клейкую ленту, ломал фрагменты поддона. Он освободил одну руку, стряхивал со спины прилипшую древесину, но она держалась. Он пополз, вытянул конечность, схватил зажигалку, одной рукой отдирал от себя скотч, другой его подпаливал, тянул со всех сил…

— Дорогой, я уже дома, — поставила в известность Кира, забираясь на порог. — Ничего страшного, это была машина с военными номерами, она проехала мимо. Ты можешь гордиться, тебя по-прежнему ищ… Дорогой? — она застыла в недоумении, вскинув руку с пистолетом, удивленно уставилась на останки поддона и скомканный скотч.

Хищно посмотрела по сторонам. Голова у женщины работала — выскользнуть через проем ее пленник не мог, она бы его увидела, возвращаясь с дороги. Два окна в заброшенном здании располагались слишком высоко, чтобы в сжатые сроки через них выбраться. Значит, этот тип где-то здесь, притаился, ждет… Она внимательно осматривала покореженные леса, горы мусора, груды неликвидной древесины. Сделала шаг, слегка оттянув спусковой крючок.

— Вот это номер, дорогой… — ее голос зазвенел от волнения. — Похоже, я тебя недооценила. Ну, что ж, прими поздравления, ты по-прежнему хорош. Вот только не пойму, на что ты рассчитываешь. Мы просто переходим к более жесткому формату, и ролевая игра уже не затянется. Ты в курсе, что я стреляю без предупреждения?

Она сместилась еще на пару шагов, совершила разворот на триста шестьдесят. Застыла, держа под наблюдением дверной проем.

— Дорогой, ну, хватит баловаться, — заявила она с деланой жеманностью. — Это не смешно. Выходи. Ты где?

«Практически в шаговой доступности», — подумал Вадим. С противным дребезжанием взмыл мятый лист жести, под которым он умудрился сплющиться, и полетел на Киру. Она испуганно вскрикнула, машинально вскинула руки, чтобы защититься, выронила пистолет. Но лист ее накрыл, швырнул на пол — усиленный тяжестью мужского тела. Однако он тоже недооценил ее способности, она взревела, как раненая волчица, вывернулась, откинула его вместе с жестью. Вот это да… Они вцепились друг в дружку. Ему с трудом удавалось сдерживать напор тигрицы — ее глаза пылали, тянулись острые зубы, чтобы прокусить ему горло. Он отжал ее, словно штангу, отбросил в сторону. Она куда-то покатилась, но он уже разгадал ее маневр, вытянул ногу — и она уткнулась в нее, не успев дотянуться до пистолета. Вадим развернулся и метнулся вперед, чтобы схватить ее первым. Он бы успел, но эта воительница уже подпрыгнула, сцапала ту самую жесть, запустила, словно крученый мяч, параллельно полу. Он закричал от страха — еще мгновение, и ему бы срезало голову. Вадим отпрянул, увернулся от опознанного летающего объекта, а она уже летела, повторяя попытку дотянуться до оружия. Он просто прыгнул на нее всей массой — протаранил, прободал. Она упала на спину, чуть не сделав сальто, ахнула от боли. Вадим злорадно засмеялся, нагнулся, чтобы подобрать пистолет. Но она метнулась, перехлестнулись стройные ноги, и боль вспорола лодыжку. Второй удар последовал убойной пяткой. И он полетел к искореженным лесам, обрастая синяками и ссадинами. А когда поднялся, хватаясь за неструганые, подгнившие стойки, она уже смеялась, шла к нему, держа пистолет на вытянутой руке. Он знал, что сейчас будет выстрел, он его чувствовал — свалился, как подкошенный, не выпуская стойку. Хлопнуло — пуля срезала пласт штукатурки со стены. Она не шутила и действительно хотела его убить! Кира уже подходила, очередная пуля готовилась просверлить дырочку у него в переносице. Он поволок на себя подвернувшуюся стойку. Задрожала, надломилась нелепая конструкция, обросшая цементом и плесенью. Она вскинула голову, с ужасом уставилась, как валятся шаткие леса, как на голову рушатся доски и бруски, утыканные гвоздями… А Вадим уже катился к стене, закрыв голову руками, чтобы не пострадать больше положенного…

Ему на самом деле было ее жалко, когда он вытаскивал ее, плачущую, исцарапанную, из хаоса обломков. Она брыкалась, отбивалась от него ногами, хрипела:

— Не трогай меня, скотина, не прикасайся ко мне, ненавижу тебя…

А потом сидела, приходила в себя, прислонившись к «руинам». Он сидел напротив, посматривал на нее с опаской и иронией. Все в порядке, куртку порвала, царапины заживут, даже та, что на носу — на самом видном месте. Не удалась «контрольная пластическая операция». Она смотрела на него волчонком, скрипела зубами.