Кирилл Казанцев - Блатной конвейер

— Только что, — признался Сергей и нахмурился.

— Чего по рынку бродишь? Что за дела? Дом у тебя есть, откуда родом-то?

— Я здешний, коренной, — неохотно ответил Резенков. — С квартирой, правда, беда. Пока я сидел, дом мой пошел под снос. Программа у них тут ведется по сносу ветхого жилья. Я в администрацию района пришел, а мне там… в общем, нет у меня теперь квартиры. На очередь могут поставить, но это… лет на двадцать.

— По какой чалился? — снова спросил Магомед, демонстрируя хорошее знание уголовного жаргона.

Сергей с самого начала подозревал, что этот Магомед сидел. Может, и не один раз. А на рынке себя ведет как хозяин — потому что он или есть его хозяин, или крышует его.

— Сто четырнадцатая и сто одиннадцатая, — нехотя ответил Сергей.

— Интересно, — хмыкнул Магомед, — покалечил кого-то? Сто четырнадцатая — статья знакомая, встречал таких. Как это там у них называется — превышение пределов необходимой обороны? Люблю наше государство, оно такие статьи придумывает, что любого, если есть желание, в зону упечь можно. На тебя бугай наезжает, который в два раза тебя выше и в три раза здоровее, а ты должен одними кулаками отбиться от него. И не дай бог тебе его кирпичом стукнуть. Ты кирпичом бил?

— Руками, — теперь пришла очередь Сергея хмыкать. — Только их четверо было.

— Орел! — похвалил Магомед. — Уважаю таких решительных. А что за сто одиннадцатая? Что-то не припоминаю.

— Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Это уже на суде добавили. Родственнички постарались подмазать кого надо.

— А ты умысла, конечно, не имел.

— Если честно, то имел. Они уже разбегались, а меня злость взяла…

— Ну и?

— Ну и догнал двоих. Сначала одного, а потом другого.

— Нравишься ты мне, Серега, — прищурился Магомед. — Или как там тебя? «Погоняло» есть?

— Прозвище, — насупился Сергей. — Мне его не в зоне дали, а раньше. Еще в армии. Я сержантом был, зовут Сергеем, вот прозвище Серж и прилепилось. В зоне тоже так звали.

— Возьму я тебя, Серж, — вдруг сказал Магомед. — Ничего сказочного обещать не буду — от тебя все зависит. Считай, что поначалу это просто помощь одного хорошего человека другому хорошему человеку. Работы у тебя нет, а в ближайшее время и не предвидится. Денег, я думаю, тоже почти уже нет. И жить тебе негде. Сторожем ночным ко мне на рынок пойдешь? Положу тебе, как и всем, «пятерину» в месяц. Жить будешь в сторожке, а днем… покрутись тут, ребята подскажут. Короче, если не ленивый, то заработать можно еще столько же. Кому товар привезти, кому починить чего. Согласен?

— Без жилья, я боюсь, мне паспорта не получить…

— Вот проблема! Давай свою справку, через два дня получишь паспорт. А то, что без регистрации будешь пока жить, не беспокойся. Пока я жив — тебя ни одна собака не тронет. А со временем решим и насчет твоего будущего. Мне крепкие надежные ребята нужны, на кого опереться можно и любое дело поручить.

— Достаточно пока и сторожа, — нахмурился Резенков. Ходить в «быках» и ломать кости каждому, на кого укажет «хозяин», он не хотел. Сергей вообще не хотел связываться с криминалом и уголовниками, но на этом этапе выбора у него не было.

Учреждение УШ-235/15, как и большинство уральских колоний, имело хорошую деревообрабатывающую базу. В почете у администрации учреждения были соответственно и мастера — резчики по дереву. У руководства всегда есть потребность похвалиться, подарить кому-то из друзей или начальства что-то на память. А когда подарок ручной работы, да еще и выполненный качественно и со вкусом, то это ценилось в определенных кругах очень высоко. Почти у каждого старшего офицера в Управлении системы исполнения наказания по Свердловской области имелись резные нарды, шахматы, журнальные и кофейные столики. Да много чего красивого и вычурного выходило из-за забора колонии.

Но не только хорошие и талантливые мастера имели уважение начальства. Фома, например, или по-другому — осужденный Фомичев, — к поделкам никакого отношения не имел. Более того, Фомичев в разгар рабочего дня сидел в каптерке деревообрабатывающего цеха и пил чай. Его черная зэковская куртка, на вид совсем новенькая, аккуратно висела на плечиках у окна, а сам Фома в одной майке восседал за столом. И майка у него была не синяя, как у других «сидельцев», а белая. И на ногах у него в этот момент были удобные тапки. Рабочие ботинки, принятые к ношению в колониях всей страны, у него тоже имелись, но они сейчас находились в руках Ворчуна — хмурого седого осужденного, который надраивал их щеткой и фланелевой тряпочкой.

Фома любил уют и комфорт, любил он и порядок. Многие считали этого авторитетного пожилого вора консерватором, человеком старомодным во всем. И что касается воровских законов, и что касается элементарного быта. По этой причине Ворчун всегда носил с собой под курткой тапочки Фомы. Вдруг ему захочется где-то присесть, отдохнуть. Тут он и подбежит с тапочками. Правда, те, кто хорошо знал Фому, поговаривали, что за его внешней мягкостью, вялостью и вальяжностью скрывается изворотливый ум и жестокость.

— Налей-ка мне еще чашечку, — вялым голосом попросил, а не приказал Фома, ставя на стол опустевшую эмалированную кружку.

Ворчун мгновенно вскочил с низенькой табуреточки, на которой он приводил в порядок обувь своего босса, и кинулся к заварочному чайнику.

— Руки-то помой, — укоризненно покачал головой Фома. — Что ты такой неопрятный? С грязными руками и за посуду хватаешься.

Ворчун что-то пробормотал, тихо шлепая полными губами, и поспешил к раковине с краном. Фома со снисходительным видом ждал, глядя на рыхлую фигуру своей «шестерки». Умел Фома прощать маленькие слабости своим людям, даже любил это делать. Но боже упаси ослушаться его по-крупному, по важному поручению. Многие боялись его глаз, которые становились сразу колючими и не сулили ничего хорошего ослушнику.

Открылась дверь, и в маленьком помещении сразу стали слышны шум и гул производственного цеха. В каптерку вошел молодой суетливый парень без передних зубов и поспешно прикрыл за собой дверь.

— Можно, Фома? — чуть шепелявя, спросил он.

— Заходи, Крючок, заходи, — барственным голосом разрешил Фома и чуть приподнял одну бровь. От этого его лысый веснушчатый череп пошел мелкими складочками.

Крючок поспешно стал доставать из кармана пачку «Винстона» и распечатывать ее. Протянув раскрытую пачку Фоме, дождался, когда тот вытащит из нее сигаретку, потом щелкнул зажигалкой. Фома прикурил и с удовольствием выдохнул струю дыма. Поймав заискивающий взгляд Крючка, ногтем подтолкнул к нему пачку. Зэк тут же полез доставать из пачки сигарету и стал торопливо прикуривать. Лицо его было немного огорченным, потому что «Винстон» для него был слабоват. Он предпочитал «Приму» или «Астру», но денег в кармане Крючка не было и в ближайшем будущем не предвиделось.