Алла Полянская - Слишком чужая, слишком своя

Не надо оправдываться, па. Какая теперь разница? Слишком поздно!

— Я должна ехать.

— Да. Я... Собственно, я зашел посмотреть, как ты... Тебе нужно отдохнуть... Да...

Он не уходит. Я не хочу, чтобы он уходил. Но я не знаю, что говорить. Жаль. Где моя сумка? Надо уезжать. Ничего уже не изменится. Надо просто дожить наши жизни так, как они идут. Черт! Сумка открылась, на пол посыпалась разная дребедень. Я пробую собрать все — это из косметички, ой! Проклятое лезвие! Прямо в палец. Лезвие, которым я затачиваю карандаш, как папуас. Кровь так и хлещет — порез глубокий. Я плачу. Мне больно — и я плачу. Я не могу остановиться, потому что у меня болит раненый палец, болит моя жизнь, с которой я не знаю что делать — теперь.

— Боже мой, Керстин, чем ты порезалась? Лезвие? Откуда здесь лезвие? Я сейчас перевяжу, не плачь, моя девочка, не плачь. Папа с тобой. Не плачь, черт, да где же здесь... Вот, сейчас.

Он бинтует мне палец широким бинтом, руки его дрожат. Па, когда ты стрелял, руки у тебя не дрожали. Я тоже не плакала, когда меня поджаривали Кен с профессором на пару. Господи, как больно!

— Ну вот, видишь? — Я только чувствую, как пахнет его рубашка. И его голос — точно такой, как тогда, давно, когда я падала и разбивала коленку. — Ну вот, уже не больно, правда же? Не плачь, моя принцесса, папа с тобой...

— Па, что случилось? — На пороге стоит мальчик. У него синие глаза Стивена. — Керстин, почему ты плачешь?

— Все в порядке, Саймон. Просто Керстин поранила палец.

— Керстин, тебе очень больно? Не плачь, скоро пройдет. Я никогда не плачу.

Нет, мне уже не больно. Совсем не больно.

— Ты все-таки хочешь лететь завтра?

— Да, папа. Я должна увидеть Эрика. Он нужен мне. Может быть, я ему тоже еще нужна...

-Да.

Мы молчим. Словно тяжелый камень упал с моей души. Камень, давивший столько лет. Мы будто вынырнули из страшного сна, в котором были и не могли проснуться. Мицуко была права. Надо жить дальше. По крайней мере, попробовать.

— Вы не видели Саймона? — Мицуко заглядывает к нам в беседку. — Уже пора обедать. Поискали бы его.

— Я здесь, мамочка.

Мальчик выглядывает из кроны дерева, которое растет рядом с беседкой. Он все слышал! Ну, погоди же!

— Ты подслушивал? Пожалуйста, мистер Бартон, идемте со мной.

О бедняга, сейчас Мицуко прочитает тебе лекцию на этические темы.

— Так странно... — я смотрю на папу. — У меня есть брат. Я даже не знала.

— Я не знал, знаешь ли ты, а специально тебе сообщать... Я боялся, что ты... Я знаю, как болезненно ты восприняла мою женитьбу. Но я не мог больше оставаться один. Мицуко знала Нину... Мы как-то... привязались друг к другу. А потом она забеременела... Мы уже немолоды, но решили, что должны... родить этого ребенка. Так, словно вымолили у судьбы — вернуть мне сына. Словно...

— Не надо, па. Это не Стивен. Мы оба это знаем.

— А ты? Как ты к нему относишься?

— Не знаю. Я уже слишком взрослая. Мне уже пора иметь собственных детей, а тут... Я должна привыкнуть... ко всему. К тебе, к нему, к... Мицуко. Вы — семья.

— Но мы — твоя семья, хочешь ты этого или нет. — Мицуко умеет ходить тихо. Кто-то ругал мальчишку за подслушивание! — И мы все любим тебя. Ты нужна нам. Саймон ужасно тобой гордится. Я... Керстин, пожалуйста... не бросай нас больше.

— Хорошо. Наверное, я привыкну.

Город ангелов встретил меня яркой рекламой и веселой толпой. Я чужая в этой кунсткамере. Мне невесело. Я устала. Я хочу где-то закрыться и передохнуть. У меня здесь собственный дом, но у меня есть срочное дело. Я должна завершить то, что начала.

— Вы к мистеру Джонсу? — Симпатичная молоденькая брюнетка. Чересчур короткая юбка и слишком длинные ногти. — Вам назначено? Мэм, подождите! Туда нельзя! Мистер Джонс занят.

Да знаю я, чем он занят. Небось сидит и что-то жует. Ужели мне не знать повадки мистера Джонса? Так что иди-ка ты, девочка, не раздражай меня! Массивные дубовые двери. Мистер Джонс на жизнь не жалуется.

— Я занят, кто вас пустил сю... — его крик обрывается. Он вытаращил на меня глаза, словно увидел привидение.

— Не ори, Тим, горло простудишь.

— Мистер Джонс, я ее предупреждала! Она ворвалась, я позову охрану...

— Поди прочь, Хеттер. Слышишь? И никого не впускай. Вот теперь я уж точно занят. — Тим выбирается из-за стола. — Ну, чего встала? Иди отсюда.

Секретарша перепуганно исчезла.

— Ты вернулась. — Тим констатирует очевидное. — Ты все-таки вернулась. Я знал. Я говорил ему. Ну и где тебя черти носили?! Ты можешь мне сказать, Керстин Бартон, где тебя черти носили?!

— Зачем так кричать? Я же не глухая.

— Это я кричу? Да тебя убить мало за то, что ты сделала с Эриком. Он едва с ума не сошел. Он думал, что его золотко, его красотку кто-то спер. Да кому была нужна такая злобная, холодная и опасная сучка? Господи, и теперь она является сюда как ни в чем не бывало. Ты можешь объяснить, где была?

Его лицо становится совсем красным от ярости. Тим — довольно смешной человечек с толстым пузом и коротенькими тонкими ножками. Теперь он подпрыгивает, словно его кто-то колет в задницу.

— Если ты перестанешь брызгать слюной, я кое-что объясню. Сядь на место и слушай. — Тим покорно опускается в кресло. Он знает, что спорить со мной бесполезно. — А теперь отвечай на вопросы. Как Эрик? Где он сейчас? Когда ты сможешь со мной туда поехать, если в этом еще есть нужда?

— Ах ты... Ну, ладно. Это обождет. Отвечаю. Эрик в полной депрессии — с тех пор, как ты исчезла. Скоро пять лет. Изредка снимался — и то лишь потому, что был уверен, что его принцесса этого бы хотела. Никаких женщин. Никаких вечеринок. Ни-че-го. Даже на вручение второго «Оскара» ездил вместо него я. Его звезда есть на Голливудском бульваре. Это все — для тебя. За это я тебе благодарен. Сейчас он на острове Санта-Каталина. Купил его почти весь. Никуда оттуда не выезжает — только на съемки. И мы едем туда немедленно, дрянь ты эдакая! А там я с удовольствием послушаю, что ты соврешь. Сейчас же, немедленно, ты слышишь?

Он срывается с места и выбегает за дверь.

— Я уезжаю. Если придет мисс Трейл, скажи, что я потом сам с ней свяжусь. Отмени все мои встречи на ближайшие два дня, расписание...

— Шеф, а это случайно не Керстин...

— Хеттер, если об этом узнает хоть одна живая душа, я... Тебя не возьмут на работу больше никуда — по крайней мере на этом континенте. Поняла? Не слышу!

— Да, мистер Джонс.

— Вот так. Ты меня знаешь!

Да, Тима все знают. Он умеет мстить с таким сладострастным азартом, что мало кому хочется испытать это на себе. Он тащит меня — хоть в этом нет никакой нужды — к своей машине.

— Тим, отпусти мою руку. Я не растворюсь в воздухе.

— Я в этом далеко не уверен.

Мы едем к причалу. Здесь у Тима небольшая яхта. Я не очень люблю путешествовать по воде, но сейчас мне все равно. Я не знаю... Мое сердце сжалось в болезненный комочек. Я еду к нему. Я спешила, любимый. Сквозь тысячи опасностей, сквозь десятки смертей — я спешила как могла. Я не боялась смерти. Нет. Я боялась умереть ..вдали от тебя и не почувствовать свой мир в твоих ладонях. Видишь, как все у меня нескладно выходит... Это потому, что я долго была... будто бы живой. А на самом деле — не знаю. Я умею любить тебя — как никого другого. Но я не умею сказать этого. В мозаике моего мира теперь недостает только тебя.