Кирилл Казанцев - Убийство по-министерски

Окно ординаторской было раскрыто настежь, однако воздух внутри все равно был спертым. Пахло табаком, спиртом и еще чем-то непонятным, кисловатым — то ли перекисью водорода, то ли квашеной капустой.

«Дежурные хирурги опять отдыхали, — подумала Наташа, проходя через квадратную комнатку прямо к окну. — Хотя бы одно радует: ночь была спокойная, безоперационная».

Высунувшись в окно, Наташа с удовольствием глубоко вдохнула. На улице ощущалось слабое дыхание осени: середина сентября, еще теплая, но уже немного грустная пора, которая словно неизбежно влечет за собой долгое прощание с чем-то очень-очень хорошим. Но было в этой поре нечто неуловимо притягательное, некое щемящее чувство, которое при всем желании нельзя было назвать неприятным.

Постояв немного у окна, Наташа присела на диван в углу ординаторской и оглядела комнату. Вспомнила, как пришла сюда, в Пятую Городскую больницу, впервые год назад, после окончания мединститута, на время интернатуры. Тогда она еще была восторженной выпускницей с красным дипломом и считала себя невероятно грамотной и все-все знающей и понимающей в медицине. Сейчас она понимала, что все ее знания были чисто теоретическими и к реальности имели мало отношения. Тогда она была восторженной девочкой, идеалисткой, которой и в голову не могло прийти, что бывалые хирурги могут по ночам пить разведенный спирт, откровенно кадрить молоденьких и не очень медсестер и весьма цинично отзываться о больных, находящихся на их попечении.

Наташа, впервые окунувшись в жесткую действительность, поначалу была шокирована. Ей хотелось самой изменить здесь все, навести порядок и сделать так, как должно быть в идеале. Это теперь она понимала, насколько была наивна, что во всем виноваты не отдельно взятые врачи, а система здравоохранения в целом, а тогда… Она вспомнила, как пришла в кабинет к заместителю главного врача Алексею Дмитриевичу Никанорову и с горящими глазами в течение получаса вдохновенно вещала о том, какие недопустимые, по ее мнению, вещи творятся в отделении, что врачи забывают о своем изначальном предназначении, о том, что избрали святую профессию, что дорогостоящие препараты уходят налево, что для нормальной работы не хватает элементарных материалов и инструментов, не говоря уж о современных аппаратах…

В кабинет незаметно проскользнул старший хирург Миющенко, и замглавврача, приняв чрезвычайно серьезный вид, откашлялся и, кивнув, деловито заявил о том, что Наталия Константиновна, безусловно, абсолютно права, что он очень благодарен ей за своевременное заявление, что он лично проведет проверку, разберется во всем, накажет виновных и наведет порядок.

— Спасибо, Алексей Дмитриевич! — проникновенно воскликнула Наташа.

— Хорошо, а теперь идите, — махнул рукой замглавврача, и Наташа, окрыленная, вышла из кабинета с гордо поднятой головой, бросив победный взгляд на Миющенко.

Именно с ним у нее состоялся неделю назад предварительный разговор на эту же тему. Точнее, не состоялся, а она лишь хотела его завести, но Миющенко резко прервал ее и сухо посоветовал заниматься своими прямыми обязанностями и не соваться в то, в чем она ничего не смыслит. Наташу тогда буквально потрясла его реакция, и она решила пойти выше.

«Не может же всем заправлять здесь Миющенко! — думала она, направляясь для начала к заведующей отделением Маргарите Федоровне Старыгиной. — Он всего лишь хирург, хоть и старший!»

Однако Маргарита Федоровна Наташу так и не приняла, сославшись на сильную занятость. У нее и впрямь было несколько тяжелых дней, операции шли одна за другой, и Маргарита Федоровна, завершив их уже поздно вечером, сразу направлялась домой. И тогда Наташа пошла, что называется, ва-банк — к заместителю главного врача. Она бы отправилась и к самому главврачу, но попасть на прием к Виктору Иннокентьевичу Новожилову было не так просто.

Тем же вечером, когда она осталась дежурной на ночь, в ординаторскую пришел Миющенко. Он смерил Наташу мрачным взглядом, потом молча достал флакончик со спиртом и разлил в два стакана, один из которых протянул Наташе.

— Что вы, я не буду! — воспротивилась та.

— Да пей ты давай! — досадливо произнес Миющенко, опрокидывая свой стакан и наполняя его снова.

Наташа в изумлении смотрела на него, потом слегка отпила. Поморщилась, отодвинула стакан. Миющенко посмотрел на нее красными, воспаленными глазами, а потом закурил и, стряхивая пепел в цветочный горшок, вдруг спросил:

— Наташка, тебе сколько лет?

— Двадцать четыре, — удивленно ответила Наташа.

— А мне сорок восемь, — вздохнул Миющенко. — Стало быть, в два раза больше. И в медицине я уже четверть века. Ты что, думаешь, ты самая умная? Первая, кто все это заметил и решил устроить революционный переворот? Эх, дурочка!

Наташа вдруг почувствовала, что Миющенко, хоть и говорил грубовато, но все-таки без враждебности, а наоборот — с симпатией и словно бы жалея ее. А тот хлебнул еще спирта без закуски и, откинувшись на спинку дивана, заговорил… Он говорил несколько минут подряд, и она не перебивала его, а лишь слушала. А старший хирург говорил о том, что пришел в больницу таким же зеленым восторженным юнцом и никак не мог понять, почему на деле все оказывается совсем не так, как он предполагал… Что его тоже поражали и шокировали многие вещи, что он также радел всей душой за больных, за порядок в отделении и всей больнице, а теперь…

— Теперь, Наташка, я уже не горю желанием вылечить абсолютно всех больных, — с грустью поведал Миющенко. — И сделать все больницы полностью оборудованными, а всех врачей, берущих взятки, упрятать в тюрьму. Потому что это бред, Наташка. Это не врачи виноваты, а си-сте-ма! Понимаешь? Система! А я просто винтик в этой системе. А у меня жена и двое детей, старший женился два года назад, я уже дед! И до пенсии хочу доработать спокойно и с чистой совестью уйти на отдых. На заслуженный, поверь, отдых! — поднял он палец. — Я сделал многое. Даже несмотря на то, что ничего не смог изменить в целом, в частности сделал многое. Как для больницы, так и для самих больных. И тебе советую то же самое. Поверь, здесь вполне можно работать и делать то, чему тебя учили. Вот ты врач?

Наташа осторожно кивнула. Она уже не была в этом уверена до конца.

— Да врач, врач! Ну, будущий, — уточнил Миющенко. — Девчонка ты способная, я к тебе давно присматриваюсь. Так что делай свое дело, учись, оперируй и ни о чем больше не думай! Не вздумай ты гоняться с наказанием за медсестрами, которые кладут себе в карман стольники, или за санитарками, которым суют шоколадки…

— Я вовсе не… — попыталась было возразить Наташа, но Миющенко перебил ее: