Татьяна Полякова - Вкус ледяного поцелуя

– Родители.

– Допустим. Но Серафимович найти было не так просто, она сменила фамилию.

– Оттого на это и ушло два года.

– Меня смущает мент. Ведь учительница видела его удостоверение. Возможно, кто-то попросил его об услуге или попросту нанял, а возможно… Кто-то вел это дело двенадцать лет назад. Вешняков говорил, там такие подробности, у кого хочешь крыша съедет. Для мента провести следствие и найти всех четверых – работа привычная.

– Романтично. Я склоняюсь к мысли, что все гораздо проще. Жаждущие мести просто заплатили наемному убийце или убийцам. А также менту.

– Дорогое удовольствие.

– Так, может, и люди не бедные, – пожал плечами Лукьянов. – Мы тут много всего напридумывали, – продолжил он со смешком, – а сами даже толком не знаем, имеют ли две другие женщины отношение к тому давнему убийству. Одних слов учительницы, что они были подругами “не разлей вода”, недостаточно. В конце концов, велось следствие и осудили только двоих.

– Черт, – пробормотала я, почувствовав нечто вроде озарения.

– В чем дело? – насторожился Лукьянов, наблюдая за мной.

– Доедай скорее свою рыбу, и поехали, – поторопила я.

– Куда? К матери девочки?

– Нет. Это подождет. Поехали к Иванову.

– Зачем тебе Иванов? С ним уже говорили.

– Ага. Одна его фраза меня еще тогда насторожила, а теперь… Поехали.

Лукьянов спорить не стал, закончил свой ужин и поднялся.

– Поехали. Любопытно, что ты задумала.

Иванова дома не оказалось. Старушка-соседка, что встретилась нам в подъезде возле его квартиры, сообщила:

– В пивнушку он пошел, здесь, за углом. Тяжело мужику, такое горе… Иногда и выпить не грех, чтоб хуже не стало. Люди разные, кто-то и руки на себя от горя может наложить. А на нем лица нет. Говорит, пойду с народом посижу, а я ему: и правильно, Сережа, с народом легче горе унять. Вы бы оставили мужика в покое.

– Мы бы рады, – вздохнула я, – но работа такая…

– Ясное дело. Убийцу искать надо, весь город гудит, только и разговоров. Найдете?

– Найдем, – сказала я убежденно, потому что в тот момент была уверена в своих силах.

У меня такое случается, правда, случается, что и уверенность, и силы куда-то улетучиваются, остается лишь кукиш с маслом, но не всегда же… иногда и мне везет.

– Ну-ну, – кивнула старушка, не очень-то поверив, а Лукьянов, косясь на меня, усмехнулся.

Мы простились со старушкой возле подъезда, я еще раз уточнила, где пивная, и устремилась туда. Лукьянов по-прежнему вопросов не задавал и мое утверждение, что убийцу мы найдем, не комментировал.

Пивнушка действительно оказалась тут же за углом, в полуподвале. Скромная вывеска “Рюмочная”, три ступеньки вниз. В прокуренном помещении за столами сидели мужчины, одежда да и весь облик которых намекали, что деньги, с которыми они сюда явились, скорее всего, последние, а то и просто зашли наудачу, вдруг кто поднесет по доброте душевной.

Возле деревянного столба, поддерживающего низкий свод, сидела крикливая компания, украшением которой были две юные особы – у одной синяк под глазом, у другой разбита губа. Они выясняли отношения с кавалерами, мужиками без возраста, один из которых, со всклоченной бородой и шалыми глазами, вдруг заорал, повернув ко мне голову:

– О, власть пожаловала. Гляди-ка, не побрезговала. У нас что, опять выборы? Заступнички в народ пошли.

– Да она девка простая, – радостно заржал второй, – она с нами выпьет. Выпьешь, красавица?

– Ага, – кивнула я. – На твоих похоронах. Как надумаешь копыта отбросить, свистни.

– А вот я тебе сейчас… – начала девица с синяком, грозно поднимаясь.

Я легонько толкнула ее в грудь, и она рухнула на пол вместе со стулом, не оттого, что я толкнула ее действительно сильно, просто пьяная была в стельку. Обе девицы завизжали. Я ожидала продолжения, но мужики точно прилипли к своим стульям, даже попыток поднять подругу и то не предприняли.

– Уймите баб, – посоветовал им Лукьянов, а бабы, как по волшебству, стихли. Лукьянов мог быть очень убедителен, это я хорошо знала.

Бармен вытянул шею, пытаясь сквозь завесу дыма разглядеть, что происходит.

– Эй, что за шум? – крикнул он грозно.

– А никакого шума, братан, – разводя руками, заверил его Лукьянов, и тот, понятное дело, сразу поверил.

А я тем временем смогла обнаружить Иванова. Он сидел в углу, спиной к публике, в компании поллитровки и двух кружек пива. Одна кружка была пуста, бутылка тоже наполовину оприходована. На шум он даже не повернулся. Мы подошли, я устроилась рядом на свободный стул, Лукьянов замер возле стены, сложив руки на груди. Иванов поднял на него взгляд и покачал головой.

– Оставьте меня в покое. Горе у меня, ясно?

– У нас тоже, – заверила я. – Большое. Зовется – маньяк. Не люблю я маньяков. Он их вообще терпеть не может, – кивнула я на Лукьянова.

– Не понимаю, чего ты болтаешь.

– Ничего страшного. Я сама не всегда понимаю. Главное другое, главное, чтобы ты сообразил: пока ты мне кое-что не расскажешь, водку не допьешь. Выдохнется водка, благо бутылка открытая. Ну так что, поговорим и разбежимся, или хочешь, чтоб я тебе душу мотала?

– Я милицию позову. Нет такого закона, чтоб человека…

– Я сама милиция. И закон. А у него вообще звезда шерифа. Хочешь, покажет?

– У меня, между прочим, жена погибла. Могу я…

– Вот о жене мы бы и хотели поговорить.

– Так ведь говорили уже, – скривился он.

– Ага. Ты про записную книжку рассказывал, про охи, ахи и вздохи, а что, кроме охов и ахов, там было?

Он вроде бы удивился, молча уставился на меня, но выражение его глаз быстро менялось.

– Ты почему записную книжку сжег? – перешла я на ласковый шепот.

– А чего ж мне эту дрянь хранить? Перечитывать на ночь? – разозлился Сергей.

Я кивнула, вроде бы соглашаясь, и опять спросила:

– А может, ты просто не хотел, чтобы следователь узнал некоторые обстоятельства ее жизни? Не про любовника, нет. Про ту давнюю историю. И даже убийцу ее простил?

Он вновь замер, потом подался вперед, навалился грудью на стол, торопливо налил водки в стакан, выпил, передернул плечами и закрыл глаза.

– Каково мне было узнать… – сказал он тихо. – Я ведь любил ее, ей-богу, любил. Может, как-то не так, но я старался, а она… Кому верить после этого, как жить?

– О жизни потом, – перебила я. – Сейчас по делу. Что ты узнал из записной книжки? Начнешь отнекиваться…

– Да не пугай… – Он тяжело поднялся, кивнул: – Пошли на воздух. Здесь дышать нечем.

Мы с Лукьяновым переглянулись. Он все время держался рядом с Сергеем, было ясно: сбежать не даст.

Вышли на улицу. После душного помещения здесь показалось холодно, я зябко поежилась. Сергей направился во двор, сел на скамейку неподалеку от детской площадки. Я села рядом, Лукьянов привалился к дереву.