Татьяна Полякова - Сестрички не промах

— А хозяйка, Ленка то есть, где она?

— В тюрьме, — удивился Евгений Борисович, — говорят, много ей что-то дали: то ли пять лет, то ли семь. Да уж теперь сколько ни дай, сюда она не вернется. Сгорел родной очаг, — закончил он с довольным видом и выпил еще.

— Да, занятная история, — кивнула я, разглядывая стену перед собой. Теперь интерес ребят бандитского вида к данному пустырю становился более-менее понятен, а вот этот соседский жилец будоражил воображение.

Мышь уже трижды отказывалась выпить. Евгений Борисович замахнулся на третью бутылку, но не осилил. Голова его стала клониться к столу, он дважды об него тюкнулся с глухим стуком, а потом, устроив голову на сложенных руках, задремал. Я легко подняла хозяина и определила на диван, заботливо сунув под голову подушку и укрыв одеялом — все это лежало по соседству с диваном на табуретке.

Я стала мыть посуду, а Мышильда ворчать:

— Зачем ты ему про клад сказала?

— А что делать прикажешь? Врать неинтеллигентно. К тому же наше копошение на пустыре вызовет у граждан подозрения. Начнутся вопросы. А здесь все ясно: ищут люди клад.

— Так все ж наперегонки кинутся.

— Кинутся, если мы найдем что. А до той поры будут у калиток стоять и посмеиваться.

— Великий знаток душ человеческих, — фыркнула Мышь, а я кивнула в ответ.

Прибрав в кухне, мы умылись и отправились спать на терраску. Здесь стояли две кровати, круглый стол и допотопный шифоньер. На полу пестрые половики, на окнах расшитые занавески, в целом все очень мило. Моя кровать была древней, а главное, большой. Я легла, блаженно прикрыв глаза, и тут в терновнике запел соловей. Мышильду и ту проняло.

— Что, стервец, выделывает, — через полчаса сказала она.

Отдых на родине предков начинал мне нравиться.

Утром я проснулась оттого, что кто-то осторожно скребся в дверь. Вспомнив, что в частных домах рачительные хозяева держат кошек, я поднялась и приоткрыла дверь с намерением познакомиться с животным. Вместо кошки за дверью я обнаружила Евгения Борисовича в тех же трико и майке, что и накануне, и по-прежнему босиком. Он посмотрел на меня, блаженно улыбнулся и сказал:

— С добреньким утречком, Елизавета Петровна. Чайку не желаете? Только-только заварил. Индийский, и с шиповником, мамашин рецепт.

— С удовольствием, Евгений Борисович, — лучезарно улыбаясь, ответила я и пошла будить Мышь.

Она уже проснулась и выглядывала из-под одеяла. Точнее, выглядывал ее нос и принюхивался.

— С добреньким утречком, Мария Семеновна, — пропела я.

— Времени-то сколько? — проворчала Мышильда. Я взглянула на часы.

— Восемь.

— С ума сойти. — Сестрица поднялась и с тоской посмотрела за окно, где сиял новый день. — Спать хочу. В отпуске я или нет?

— Или нет. Ты в экспедиции.

Через двадцать минут мы сели за стол. Евгений Борисович не только заварил чай, но и за пивом успел смотаться и теперь деятельно возвращал силы своему организму.

Увидев, как я вхожу на кухню, моргнул сначала одним глазом, потом другим, потом ненадолго зажмурился и сказал:

— Ну, Елизавета… Не девка, а гренадер, ей-Богу.

Мы сели завтракать, я пила чай и составляла план дневной кампании. Следовало осмотреть пустырь и приглядеться к соседскому жильцу. И то и другое — незамедлительно. Мышильда со мной согласилась, что бывает нечасто, и через некоторое время мы уже пробирались на пустырь сквозь заросли терновника. Выяснилось, что туда уже вел более удобный путь: от соседского забора, в котором не хватало двух досок, вилась тропинка, причем основательно утоптанная. Пройдя по ней, мы обнаружили мужчину лет тридцати пяти. Сидя на корточках, он что-то увлеченно разглядывал в зарослях крапивы. Рядом с ним на очищенном пространстве лежало нечто, напоминающее карту.

— Добренькое утречко! — гаркнула я, мужчина подпрыгнул и завалился на спину, потом перевел взгляд на нас и очень натурально схватился за сердце. — Помочь? — заботливо предложила я и протянула руку. Он дернулся от моей руки, точно от гремучей змеи, поднялся и, вскинув голову, стал разглядывать меня, а я его. Собственно, разглядывать там было нечего. Коротышка с ранней лысиной и физиономией мудрого зайца. Одет в спортивные штаны и футболку, из рукавов которой нелепо торчали тощие руки.

— Интеллигенция, — прошипела Мышь. Жилец дернулся как от удара.

— Вы из дома номер пять? — с особой нежностью спросила я.

— Я, собственно, да… из номер пять.

— А мы вот поселились в девятом. Решили отдохнуть на родине предков. Как раз здесь стоял их дом. Вот интересуемся. А вы любитель флоры или бабочек ловите?

— Я… бабочек…

— Отлично. Давайте знакомиться, как-никак соседи. Это Марья Семеновна, можно Маша, а я Лиза.

— Эдуард Митрофанович, — с легким поклоном ответил он.

— Что ж, Эдик, — легонько хлопнув его по плечу, сказала я. — Занимайтесь бабочками, а мы тут малость осмотримся.

Я небрежно заглянула в его карту, он тут же торопливо убрал ее за спину. Насвистывая, с видом праздных туристов мы прошлись по пустырю. Эдик, охладев к бабочкам, исчез в дыре в заборе.

— Точно — конкурент, — проводив его свирепым взглядом, заметила Мышильда.

— С конкурентами у нас один разговор: бритвой по горлу и в колодец.

— Только без криминала, — ахнула сестрица. — Мы ж интеллигентные люди, а истинный интеллигент не занимается мокрухой без крайней на то нужды. Чужую жизнь надо немного уважать.

— Задавим морально, — согласилась я с доводами сестрицы и добавила:

— Давай карту.

Мы выяснили, где приблизительно мог стоять дом в начале века, потратив на это по меньшей мере два часа. После чего поняли, что нуждаемся в отдыхе, и вернулись к Евгению Борисовичу, который с нетерпением поджидал нас, покуривая на ступеньках крыльца.

Он был по-прежнему бос, как видно, предпочитая иной обуви ту, что дала природа, и очень весело шевелил пальцами ног, при этом что-то мурлыча себе под нос.

— Ну, как оно? — спросил он, завидя нас.

— Отлично, — кивнула я.

— Неужто нашли чего? — ахнул Евгений Борисович.

— Москва не сразу строилась. Но кое-что проясняется. Надо определить, где стоял дом, от задней стены отсчитать положенное количество шагов и там копать.

— Ты, Елизавета, девка умная, это сразу видать, — с легкой улыбкой заметил Евгений Борисович, — но здесь все копано-перекопано раз двести. После трех пожаров, да и вообще…

— Евгений Борисович, — пропела я. — Мы ж в отпуске. На юг ехать деньжат нет, а здесь какое-никакое, а занятие. Может, и найдем чего.

— Оно конечно, — кивнул Евгений, легко поднялся и торопливо заговорил:

— А я ведь щец сварил, наваристые. Не желаете?

— Золотой ты мужик, — обрадовалась я.

— От души и с удовольствием. Один-то жил, точно собака бродячая, чего подцепил, то и стрескал. А с хорошими-то людьми любое дело в радость. Живите хоть до самой зимы и клад ищите, мне одно удовольствие. — В этом месте он немного передохнул и сказал слегка заискивающе: