Татьяна Полякова - Невинные дамские шалости

— Сматывайся, — усмехнулся верзила.

Пашка потеснился, пропуская его, тот сунулся в машину, ухватил меня за локоть и больно дернул.

Тут пошли вещи прямо-таки удивительные. Парень, которого держал Пашка, странно крякнул и осел, Пашкин кулак обрушился на стриженую голову верзилы, которую он как раз высунул из машины, в руках моего бывшего дружка появился пистолет, тот самый, что он успел выхватить у верзилы, и началось что-то вовсе невообразимое. Кто-то трижды выстрелил, а я охнула, упала на пол и визжала до тех пор, пока Пашка не сказал:

— Кончай орать-то…

Тогда я высунула голову и огляделась. Все враги были повержены. Верзила, лежа на асфальте, начал подавать признаки жизни, Пашка подошел и ударил его ногой по голове. И еще двоих тоже. Четвертого бить было без надобности, пули, предназначенные герою, который теперь бил людей по головам, достались несчастному парню. Выглядел тот жутко, и я поспешно отвернулась.

— Стрелять-то ни хрена не умеют, — проворчал герой и со злостью пнул верзилу еще раз. — Машину испортили, сволочи.

Один из парней глухо простонал. У него была прострелена рука, кровь тонким ручейком струилась по асфальту. Где-то вдали зазвучали сирены.

— Пора сматываться, — забеспокоился Пашка, сел в машину, и мы полетели по проспекту, подальше от злополучного места. Я клацала зубами и смотрела в окно. Увидев, что мы проезжаем мимо областной прокуратуры, крикнула:

— Останови!..

Пашка глянул в окно и сказал:

— Если ты туда намылилась, то там по ночам не работают.

— Ну и что, останови. Я не хочу находиться с тобой в одной машине.

— С чего это вдруг? — удивился он.

— С того, что ты мерзавец. Предатель — вот ты кто.

— А ты дура.

— Конечно, раз поверила такому негодяю… «Я ее на дороге подобрал, что хотел, уже получил», — передразнила я и вцепилась Пашке в волосы, они были короткими, ухватилась я неловко и особого удовлетворения это мне не принесло.

Плавно тормозя, он прижал машину к тротуару.

— А, так ты поэтому? — сказал весело. — Ну, извини, данные конкретные слова произносить не стоило, теперь я вижу это совершенно отчетливо. А ты все-таки дура, потому что поверила, что я всерьез все это говорил и бросить тебя хотел на произвол судьбы. А я, между прочим, пудрил врагам мозги и спасал наши задницы.

— Свою задницу ты спасал, — съязвила я.

— Конечно, она у меня одна, хоть и не такая шикарная, как твоя. Я все сделал правильно, ты сама в этом убедилась и, вместо того чтобы обзывать всякими неприятными словами и хватать меня за волосья, могла бы выразить мне словесную благодарность за мужество в бою, а несловесную благодарность я приму чуть погодя с еще большей радостью. Прикинь, какой тебе мужик достался: пять секунд — и четверых завалил как нечего делать. Даже лучше, чем в кино. Ну, давай скажи: Паша хороший.

— Придурок ты… Но дерешься, конечно, ловко. Когда за шулерство по морде бьют, чему хочешь научишься.

— Сейчас врежу, — заявил Пашка, сверкнув глазами, но не напугал меня.

— Врезал один такой… Все равно ты мерзавец, теперь мне это совершенно ясно.

— Вот ведь дура, навязалась на мою голову. Я тебе русским языком объясняю: я все нарочно говорил, чтобы выиграть время и спасти тебя, радость моя, от цепких рук подлецов и убийц. Между прочим, мне по башке стукнули, и ты могла бы проявить сочувствие.

Тут я сообразила, что мы с Пашкой дискутируем, находясь в машине на какой-то темной и совершенно незнакомой улице, я зябко поежилась, вспомнив недавнее нападение, и спросила несколько невпопад:

— А куда мы едем?

— Никуда. Мы на месте стоим.

— Но план у тебя есть? — забеспокоилась я.

— Возможно. Это зависит от того, продолжаем мы работать в паре или ты в принципе не желаешь иметь со мной дело.

— Продолжаем, — проворчала я. — Хотя даже во спасение говорить гадости было ни к чему, мог бы выразиться как-то иначе, а то выходит, ты меня на дороге подобрал, точно я какая-нибудь шлюха…

— А где я тебя подобрал на самом деле? — наморщил лоб Пашка.

— Это я тебя подобрала и очень об этом сожалею.

— Ладно. Я уже извинился, больше не буду. Обещаю выбирать слова и выражения. Идет?

— Идет.

— Вот и отлично. Какая у нас сейчас главная задача? — спросил Пашка.

Я задумалась.

— Найти мента?

— Что мент? Мент и до утра подождет, никуда не денется. Главная задача — восстановить пошатнувшееся доверие, скрепить союз.

— Я не буду скреплять его в машине, в центре города, даже если улица без единого фонаря.

— Кто говорит о машине? — обиделся Пашка. — Здесь ноги путем вытянуть невозможно. Едем в одно тихое место и пересидим, то есть перележим там до утра. А утром начнем на мента охотиться. Да… вот еще что: прошу помнить, что я герой и в момент скрепления союза относиться ко мне соответственно. С полным пониманием, душевной чуткостью и желанием угодить.

— Я убью тебя, придурок, — пообещала я.

— Придурка уберем, глагол поменяем, и будет самое то.

— У меня голова болит, — сказала я. — Просто невыносимо болит, ты не мог бы заткнуться, хоть ненадолго?

— Желание дамы — закон, — хмыкнул Пашка и наконец-то тронулся с места.

В темноте мы плутали немыслимыми переулками, пока не оказались перед зданием с надписью «Баня». Признаться, я не удивилась. Пашка загнал машину в гараж в соседнем дворе и, взяв меня за руку, повел к боковой двери. Позвонил, с трудом нащупав в темноте кнопку звонка, и стал ждать. Где-то через минуту мужской голос спросил:

— Чего надо?

— Я это, открой… — отозвался Пашка.

Дверь распахнулась, и я оказалась в уже знакомом коридоре, в компании со Свистуном, которого по-настоящему звали Димкой.

— О, знакомые все лица! — хмыкнул он, глядя одновременно и на меня, и на Пашку, после чего, хохотнув, заметил: — Павлик, должен сказать, она тебе не пара. Еще одной бутылки ты можешь не пережить.

— Заткнись, а? — попросил тот. — Мне только что опять по башке съездили. Как можно жить в этом городе?

— Опять она? — ахнул Свистун.

— Нет, с ней мы теперь дружим. Ребятки Мальчика. Скажи, зачем я им сдался?

— Мама моя, — веселости в Димке-Свистуне разом поубавилось. — Им точно ты был нужен или с кем спутали?

— Вот она им нужна. Теперь, конечно, и я. Раз ребята остались на дороге с разбитыми рожами, а один и вовсе коньки отбросил.

— Паша, ты дурак, — грустно констатировал друг и соратник. — Кто ж из-за бабы с братвой воюет? Я считал тебя талантливым парнем, возлагал большие надежды. Намекни, что я должен сказать на твоей могиле, чтобы сделать тебе приятное?

Все эти разговоры мне страшно не нравились, я косилась то на одного, то на другого и пыталась понять: дурака они валяют или все действительно так плохо?