Татьяна Полякова - Эксклюзивный мачо

– Именно столько ты потратил на мою дверь?

– Тебе замок пора менять, хлипкий, на такой и минуты за глаза.

– Если она сама открыла дверь, это должен был быть кто-то из хороших знакомых. Никифоров, на­пример. Но у него на ту ночь алиби. Вряд ли Петр Сафронов станет его выгораживать, ведь к Вере он был очень привязан.

– Петечка? Да, она о нем рассказывала. А на­счет того, чтобы что-то слышала… Она много выпи­ла и, по идее, должна была крепко спать. Хотя могла и вовсе не ложиться, она баба железная, запросто просидит всю ночь, и коньяка в нее вольется неме­рено.

– На ней был халат, тебя она тоже в халате встре­чала?

– Передо мной она ходила нагишом, еще спра­шивала, не интересуюсь ли я ее прелестями.

– Не интересовался?

– Повторяю в который раз: она не в моем вкусе.

– Слушай, а ты терпеливый парень. Я не о себе, хотя и тут ты на высоте, я о Вере: ходит баба перед тобой голая, а ты ничего, разговоры разговариваешь. А мне рассказывали, что ты за меньшее готов в окно выбросить. Врут?

– Тебя бы выбросил с охотой… Ты пойми, как муж погиб, у нее начисто башню снесло. Она хоть и храбрилась, но жизни была не рада. За что ж в окно? Можно потерпеть.

– А ведь прав Вешняков, – покачала я головой.

– Кто это?

– Мент. Он утверждал, что ты, в сущности, нор­мальный парень.

– Большое ему за это спасибо. Сплю и вижу, чтоб обо мне менты доброе слово сказали.

– А ты не ерничай. Одно дело помогать всякой сволочи, даже если это в твоих интересах, другое – нормальному парню.

– Рад, что ты разглядела во мне человека. Я в тебе пока ничего не разглядел, но буду стараться.

– Мне нравятся старательные, дерзай. А пока вернемся к Вере. Кроме Никифорова, у нее были еще приятели?

– Наверное. Откуда мне знать? Я и его-то ни­когда не видел. Если она сама открыла дверь, кому, в настоящий момент гадать бесполезно.

– После меня ей никто не звонил.

– А ты звонила при мне, – кивнул он. – Значит, либо раньше договорились, либо… Пистолет был с глушаком?

– С глушаком. И застрелили всех троих из одной пушки, которую потом у тебя нашли.

– Но если это кто-то из своих, из ее знакомых, как могли подбросить мне пистолет?

– Об этом чуть позже. Допустим, Вера легла спать, но, несмотря на выпитое, услышала шум, вы­шла в холл и была убита. Вряд ли она сидела без све­та, а если свет горел, убийца с отмычками возиться не рискнет.

– Она собиралась поваляться в ванне, – вспом­нил Тагаев. – По крайней мере, говорила об этом, когда провожала меня до двери.

– Что ж, это подходит. Допустим, свет горел только в ванной. Убийца решил, что она наконец-то легла спать, но тут Вера вышла. Ладно, пусть это будет киллер, если никого из ее знакомых сейчас на примете все равно нет. Очень бы подошел Никифо­ров, но алиби… Ты на квартиру Анны сам ходил или кого-то посылал? – спросила я без перехода. Он на­хмурился, в его взгляде мелькнуло недоумение.

– Я у нее никогда не был.

– Так, а дальше?

– Что дальше? – начал злиться он.

– Ты ответил лишь на первую часть моего во­проса.

– Зачем мне к ней кого-то посылать?

– Допустим, для того, чтобы проверить, не со­хранила ли она что-нибудь на память о нежной друж­бе с тобой?

– Разве что использованный презерватив. Объ­ясни толком.

– Пожалуйста. Кто-то побывал в квартире Анны уже после ментов и основательно там все пере­рыл.

– Мне бы такое и в голову не пришло. Особен­но после ментов. Какой смысл?

– На самом деле смысл есть. К примеру, лежит в квартире какая-то вещица, ничем не примечатель­ная. И менты на нее внимания не обращают. Одна­ко эта вещица может вывести на какого-то челове­ка, если вдруг менты заинтересуются вещицей.

– Логично, – подумав, согласился Тагаев. – Я никого к ней не посылал, потому что ничего не опасался. Я не убивал ее. Ни ее, ни Веру, ни Райз­мана, ни Лапшина. И мне не нужно было шарить в ее квартире. Я ей ничего не дарил, но даже если она что-то сама позаимствовала…

– А если это “что-то” было важно для тебя?

– Не смеши. Я не храню дома то, что желал бы держать в тайне. Если спросишь, где храню, пошлю к черту. В этом месте я с Анькой точно не был, мо­жешь поверить.

– Значит, кто-то другой постарался. А на дачу к Лапшину зачем ездил?

– Зачем мне ехать к нему на дачу, если я его даже не знаю?

– Тачку твою засекли на посту ГАИ. Чего ж ты на “Хаммере”? Нет бы скромно, на “БМВ”.

– Думаешь, я не знал, что менты на посту эту хрень поставили? В тот же день узнал, менты же и сказали. По секрету. Этот секрет давно весь город знает. По-твоему, я поехал убивать человека на своей тачке? Да ее и без той хрени наверняка бы за­помнили.

– Так зачем ты поехал?

– Позвонил один козел. В “Шанхай”. Спросил меня. Ни малейшего желания говорить с кем попало у меня не было, но он просил передать, что хочет кое-что сообщить о Вере. Так и сказал. Ну, я взял трубку.

– И что?

– Денег хотел. На бедность жаловался. За штуку баксов обещал рассказать кое-что интересное.

– Встречу назначил за городом?

– На двадцатом километре. Там указатель.

– И ты купился?

– Я из него хотел душу вытряхнуть.

– Конечно. Требовать у тебя денег было весьма неразумно с его стороны.

– Вот именно. Он сказал, что будет на красной “Хонде”.

– Но не явился?

– Само собой. Мы прождали минут пятнадцать и вернулись в город. Очень хотелось придушить эту гниду.

– В машине ты был не один?

– Не один. Но для ментов это ерунда, раз со мной были мои ребята.

– Ну что ж, вроде все выяснили, – вздохнула я. Вздох сожаления относился к тому, что наша обсто­ятельная беседа ясности не внесла, то есть кое-что прояснилось, но еще больше запуталось.

– А пистолет? – нахмурился Тагаев.

– Про пистолет я помню. Лапшина, которого ты даже не знаешь, убили около восьми вечера. Те­перь хорошо подумай, в какой момент оружие мог­ли подбросить в твою тачку?

– На следующий день, где-то около пяти, когда я был в парикмахерской.

По тому, как он ответил, было ясно, он сам над этим вопросом голову ломал, но я все же решила под­страховаться.

– На встречу ты поехал на “Хаммере”. Где был “БМВ”?

– На стоянке, возле “Шанхая”, он и сегодня сто­ял там до двух часов. В два один из моих ребят ото­гнал его на мойку. Пистолета в багажнике не было, потому что в багажнике пылесосили, запаску выни­мали.

– А на мойке подложить его не могли?

– Нет. Парень от машины не отходил. Я спра­шивал.

– А если соврал? Если все-таки отлучался?

Тагаев поморщился.

– Он не соврал. В таких вещах не врут. Парень надежный.

– Что, если твой надежный парень и подбросил пистолет?

– Я его знаю десять лет.

– Ну и что?

– Я ему верю. Он не продаст.

– Любой продаст, если выгоду усмотрит, – ска­зала я и едва не поперхнулась, потому что выходило, что дословно цитирую одного человека. Мы смотре­ли на этот мир с принципиально разных позиций, и нате вам… Тагаев взирал на меня с неудовольствием.