Виктория Платова - Корабль призраков

– Я предпочитаю термин “стюард”.

– Да, конечно. Sony.

– Идемте, я провожу вас.

В полном молчании мы миновали пассажирские палубы. На трапе, ведущем к матросским каютам, я самым гнусным образом споткнулась и упала бы, если бы Ромик не поддержал меня. Его руки не задержались на моем теле дольше, чем это было нужно, но ухватились точно за грудь. Я слегка поморщилась.

– Sorry, – все так же улыбаясь, сказал Ромик, ставя меня на ноги.

– Что вы! Это вы – sony! Так почему все-таки Ортега-и-Гассет?

– Мне нравится массовое сознание и массовая культура. А мы уже пришли.

Ромик подвел меня к крайней каюте. В торце, рядом с каютой, находилась внушительная дверь с табличкой “СПЕЦОДЕЖДА”.

– Это здесь. – Ромик даже не думал уходить.

– Спасибо.

– Постучать?

– Я сама постучу. Еще раз спасибо за беспокойство. Не смею больше вас задерживать.

Стюард разочарованно вздохнул: уж очень ему хотелось понять, что может связывать одну из пассажирок – пусть и не самую презентабельную – с таинственным рефмехаником. Мне не хотелось лишних глаз и ушей, Вадик был в чем-то прав, этот стюард – странная личность. Я подперла плечом стенку, всем своим видом давая понять, что мне больше не нужны сопровождающие. Наконец стюард смирился.

– Тогда счастливо оставаться. Если еще понадобятся мои услуги… Нужно будет найти еще кого-нибудь – рулевого или второго электромеханика, – обращайтесь ко мне.

– Непременно. – Я улыбнулась стюарду самой лучезарной улыбкой, на которую только была способна.

– Счастливо оставаться, – еще шире улыбнулся стюард, вкладывая в эти слова всю двусмысленность, на которую только был способен.

– Sorry, – наплевав на двусмысленность, парировала я.

Дождавшись ухода Ромика, я несколько минут независимо подпирала стенку рядом с дверью. А потом, не удержавшись, приложила ухо к переборке. За дверью каюты были едва слышны голоса. Ободренная этим, я деликатно постучала.

Голоса сразу же смолкли. Но дверь мне никто не открыл. Значит, мои расчеты оказались верными: Карпик действительно переживала грозовые раскаты отцовского темперамента у Макса. Подождав еще некоторое время, я повторила попытку. И снова мне не открыли. Тогда я сказала громким шепотом в замочную скважину:

– Я знаю, что ты здесь. Никакой реакции.

– Все в порядке, Карпик. Это я, Ева. Можешь выйти на свободу.

И снова – никакого ответа.

Тогда я вынула из кармана тот самый универсальный ключ, который Карпик украла у боцмана, и еще раз стукнула по двери – уже ключом. Стук получился вкрадчивым и вороватым.

– Как ты думаешь, Карпик, если я сейчас открою дверь боцманским ключом, это будет считаться незаконным вторжением в жилище?

Наконец-то появилась первая реакция: за дверью тоненько прыснули. И спустя секунду дверь открылась.

– Входите, – сказал чей-то глухой грубый голос, и меня буквально втянули в каюту.

Что ж, посмотрим, как ты живешь, таинственный рефмеханик Макс…

Каюта оказалась даже меньше, чем я себе представляла. И гораздо меньше, чем наш с Вадиком изысканный корабельный склеп. В ней помещались только кровать, стол и два стула. В самом углу стоял маленький шкаф для одежды. А стены каюты были неравномерно оклеены красотками из “Плейбоя”. Ничего примечательного.

Зато хозяин каюты поразил мое воображение. Это был огромный бородатый человек, слишком смуглый для этих широт. Черные глаза в осаде угольных ресниц, черные волосы, даже губы казались черными и притягательными, как запекшаяся кровь. Его можно было назвать даже красивым, если бы не глубокий шрам, идущий через всю левую щеку. Такие шрамы призваны будить воображение и открывать неограниченные кредиты у портовых шлюх и экзальтированных аспиранток гуманитарных факультетов. Макс был в черной спортивной майке и провокационных узких джинсах, выгодно подчеркивающих его со всех сторон. Особенно спереди.

Шикарный мужичок.

– Это Ева, Макс, – я тебе про нее говорила, – пискнула Карпик с кровати.

– Здравствуйте, Ева, – шикарный мужичок так же внимательно оглядел меня, как и я его, но, видимо, остался менее доволен.

– Как ты меня нашла, Ева? – Римский торс Макса перекрывал Карпика, и мне пришлось даже вытянуть шею, чтобы увидеть ее.

– Мы же друзья. А друзья знают, где искать друг друга.

– Я знала, что ты меня найдешь. Как там папочка?

– Теперь все в порядке. Выбросил белый флаг и просит тебя вернуться.

– А вертолет?

– Вертолет улетел. Так что тебе больше ничего не…

– Это Макс, Ева. Он на нашей стороне, Ева… Ты слышишь меня, Ева?

Конечно же, я слышала ее. Более того, теперь, когда Макс, грациозно развернувшись, пропустил меня к почти игрушечному столу, я ее увидела. Карпик сидела в углу Максовой койки, поджав ноги по-турецки. Она была в белой облегающей майке, и я с удивлением обнаружила, что тринадцатилетняя Карпик уже является обладательницей крошечной острой груди. Мощная лампа, висящая прямо над Карликом, полностью освещала ее. Бледные тонкие руки, трогательные ключицы, вереница родинок. Но не это поразило меня. На покрасневшем плече Карпика красовалась незаконченная татуировка.

Черепаха.

Красное и черное, цветная татуировка. Безобидная черепаха на безобидном детском плече.

От неожиданности я почувствовала слабость в ногах и почти рухнула на стул. Это казалось дурным сном, я даже ущипнула себя исподтишка. Полдня я думала о татуировке на груди убийцы, а теперь она самым мистическим образом появляется на коже девочки, так далекой от убийства. Что это – предостережение, угроза, намек, проповедь? Случайное совпадение?

Но все случайные совпадения в моей жизни всегда были фатальны…

– Что это? – едва шевеля губами, спросила я.

– Tattoo, – терпеливо пояснила Карпик. – И не делай такие глаза, пожалуйста.

– Ты с ума сошла, Карпик!

– Не будь такой, как папа. Мне хватит его одного. Крикуна и ворчуна.

– Я поверить не могу…

– Придется. Красиво, правда? Макс настоящий мастер. Да, Макс?

Макс, невозмутимый, как целый тотем индейских богов, кивнул. Что-то странное происходило здесь, больше похожее на ирреальный мир колониального дома, затерянного в сезонах дождей Индокитая. Маленькая белая хозяйка и мрачный туземец-слуга, готовый выполнить любую ее прихоть. От этого странного союза тринадцатилетней девочки и огромного взрослого мужчины мне стало не по себе. Если бы я только могла проникнуть, если бы я только могла понять суть их отношений. Но это было так же невозможно, как попытаться понять суть моих собственных отношений с Карпиком. Она сама выбирала людей. И даже в какой-то мере подчиняла их себе. Придется пересмотреть на досуге концепцию будущего, которое я нарисовала для Карпика… Единственное, что я могла сказать точно, – мне не нравился этот странный союз.