Виктория Платова - Эшафот забвения

– Пришлось вызвать “Скорую”, иначе старуха могла просто умереть, – сказала я, – Ирэн мне об этом рассказала.

– Нам тоже, – добавил Костя. – Даже упрашивать долго не пришлось. Пара наводящих вопросов, три таблетки валидола, ну и пригрозили соответственно. Ведь Ирэн о чем-то догадывалась с самого начала…

– В общем, старуха не умерла, – Борис повысил голос, и мы замолчали, – а все-таки добилась от Ирэн, чтобы та устроила ей встречу с Братны. Братны Бергман понравилась, но не настолько, чтобы менять актрису. Так он ей и сказал. Можете представить ее душевное состояние – и здесь спустя столько лет эта сука Александрова ее обошла. Смириться с этим было невозможно. От все той же сердобольной Ирэн она получает пропуск на студию и шастает там почем зря, подглядывает, подслушивает, исходит желчью. Никого не может заинтересовать чинная старушка, мало ли какие типы шляются по студии. Это же проходной двор… Думаю, что именно в это время Бергман пришла в голову безумная мысль убрать ненавистную конкурентку таким варварским способом. Но мужниного “ТТ” под рукой уже нет, и она решает прибегнуть к инструментам родственника. Кстати, сам Кляузер подтвердил, что примерно в это время у него пропало кое-что из инструментов. Словом, в искомое время она оказывается в нужном месте и закалывает Александрову самым беспощадным образом, что, в общем-то, понравилась режиссеру. Таким образом, она убивает двух зайцев: получает роль и навсегда избавляется от женщины, которая сломала ей жизнь. А никому и в голову не придет подозревать старушку – божий одуванчик. Ну, кое-кто заподозрил сразу – я имею в виду Ирэн и ее мужа. Они-то как раз были в курсе бсргмановской ненависти. Но, естественно, сор из избы выносить не решились.

– Уж не они ли убрали добрую тетушку, чтобы та еще больших глупостей не натворила? – спросила я.

– Да нет. Тут все сложнее. Тут добавляется еще несколько персонажей: директор съемочной группы Кравчук, гениальный режиссер Братны и ассистент по актерам Ева. Именно Ева находит тело убитой в гримерке. Но шума не поднимает – по каким-то своим причинам, – Борис многозначительно посмотрел на меня, – а просто тихонько сообщает об этом режиссеру. Режиссер тоже не поднимает шума, и тоже по каким-то своим, вполне уважительным причинам, думаю, ты нам об этом еще расскажешь… Так вот, милицию он не вызывает, а вызывает своего директора, отставного чекиста, который непонятно каким образом прибился к кино… Ну, об их теплой беседе в гримерке мы со временем узнаем из первых уст, правда, Ева? Но думаю, общий безумный пафос Братны сводился к тому, что нельзя вешать убийство на группу, потому что это подорвет съемочный процесс и вызовет нездоровый ажиотаж, начнутся перекрестные допросы, таскание людей по присутственным местам и прочие прелести рутинной работы следователя… Словом, предавать убийство огласке нежелательно. Безумная идея, правда? Но затем происходит еще более безумная вещь: все присутствующие соглашаются с этой идеей. Ассистент режиссера – единственное слабое звено, ее никто по-настоящему не знает… Но думаю, она была достаточно убедительна. Так убедительна, что даже старая лиса Андрей Юрьевич Кравчук ей поверил…

Да уж, поверил, я вспомнила “девятку” на обочине у Кольцевой, забрызганный кровью Бадри салон, отчаянный крик Митяя: “Беги!” и пистолетные выстрелы…

– Думаю, что после принятия такого экстравагантного решения слабую женщину отправили домой, приставив какого-нибудь паренька на всякий пожарный… Как говорится, доверяй, но проверяй…

Я с уважением посмотрела на Бориса Клепикова, “светлая башка”, ничего не скажешь. Вот только “паренька” больше не будет, не хватало только расплакаться…

– Так, Ева?

– Да. Приблизительно. – Я с трудом справилась с непослушными губами.

– Я же говорил, гений сыска! – Лапицкий хлопнул Бориса по плечу.

– Ну а дальше мы кое-что узнали от нашего общего знакомого, молодого и очень перспективного артиста Владимира Чернышева. Талантливый малец, ничего не скажешь.

– Точно, мальчишка первый раскололся, – добавил Костя, – даже делать ничего не пришлось. При виде третьего трупа он впал в такую истерику, что пришлось его водкой отпаивать. Словом, в его изложении это выглядело так. Той же ночью, когда убили Александрову и вы пришли к джентльменскому соглашению в гримерке, Братны выделил Володеньку, который все время сшивался в опасной близости от режиссера: обычной синдром начинающих актеров, ну а с такой личностью, как Братны, и сам Бог велел. Группу Братны отпустил сразу же, а вот Володенька остался, потому что всегда оставался. Тут-то Братны и поставил его первым пунктом плана: предложил оказать маленькую услугу группе, но никому об этом не распространяться. Словом, он предложил Чернышеву сыграть роль старухи Александровой, тем более что они были одного роста и примерно одной комплекции. Чернышев клялся, что никакого трупа он не видел и даже понятия о нем не имел. Здесь я склонен ему верить. Но, в любом случае, Братны его уговорил, это же чистая бестия. И потом, Чернышев почитал за счастье быть хоть чем-то полезным Братны. Тем более дело касалось актерского мастерства. Чернышеву вручают старухину верхнюю одежду, включая капор и муфточку, отдают сумку, натягивают на лицо платок – и Чернышев в сопровождении Кравчука и его телохранителя – это уже установлено – движется в сторону проходной, полностью имитируя походку старухи и все ее обычные телодвижения. У проходной происходит фигура узнавания, Чернышев даже прощается с вахтершей, потому что имеет явные склонности к звукоимитации. Действительно, талантливый парень. Его отвозят на квартиру старухи, там машину и псевдо-Александрову, слава Богу, видит дворничиха. Он открывает дверь ключами из сумочки и остается там до одиннадцати утра – по договоренности с Братны. Затем выходит с продуктовой сумкой на улицу, стараясь, чтобы общий абрис фигуры видело как можно больше народу, сворачивает за угол, проходит несколько кварталов, а там его уже ждет машина Кравчука. Дело сделано. Теперь можно как по нотам разыграть исчезновение, что и делается. Чернышев, конечно, мучается, но молчит, потому что дал слово Братны, в которого просто влюблен. И потом, он понимает, что от Братны зависит вся его будущая карьера кинозвезды. Потому что попасть в двадцать два года на Каннский фестиваль, который ему корячится так же безусловно, как и вышка серийному убийце, – это неоспоримый аргумент. Это будет держать рот на замке прочнее любых денег и любых угроз. Конечно, он понимал, что дело тут нечисто, особенно когда на следующий день узнал об исчезновении Александровой в той самой версии, которую задумал Братны. Но закрыл на это глаза и на первом этапе кое-как договорился со своей еще не совсем уснувшей совестью.