Кирилл Казанцев - Реанимация закона

Столетов хотел ответить какой-нибудь грубостью. Ведь теперь он важный свидетель, поэтому его не особенно и тронешь. Да и из органов он, скорее всего, полетит. А вот взять бы напоследок и сдать Реутова с его поборами! Хотя хрен его прошибешь, да и своя у него «крыша» наверху. Язык Столетова не повернулся ни на грубость, ни просто на ответ.

– Обнаглели совсем, уроды! – продолжал орать подполковник.

И тут до Анатолия дошло, что он сам свыкся уже с мыслью, что в машине сидит один, а вот Реутов-то ничего не понял. Он орет на старшего наряда, на Коткина, который сидит, свесив голову и надвинув фуражку на лоб, и даже глаз на командира не поднимает. Внутри у Столетова все оборвалось и ухнуло куда-то в бездонную глубину. А дальше произошло то, что и должно было произойти. Разозленный Реутов наотмашь врезал по голове Коткина, сбив фуражку. По его мнению, это должно было привести в чувство зарвавшегося инспектора. Если его кто-то через командира полка все время куда-то забирает, то это не значит, что можно на своего командира класть…

Коткин как-то странно качнулся от удара и стал валиться вправо, в сторону открытой двери. Фиксатор ремня безопасности не сработал, потому что вытягивался он плавно, без рывков, и пристегнутое им тело все валилось и валилось. Реутов сначала взбеленился, что старший лейтенант решил над ним поиздеваться, но вдруг увидел окровавленную рубашку на его спине и пулевое отверстие. Спинка сиденья тоже была в крови.

Тело завалилось почти горизонтально и ткнулось головой в колени подполковнику. Ткнулось, как полено. Реутов не мог даже найти в себе силы, чтобы отскочить в сторону. Он окаменел от неожиданности и нелепости всего происходящего. Его машина, его инспектора спокойно стоят возле вокзала, хотя должны находиться на другой точке. А на деле все оказалось еще хуже. Один из них мертвый, а второй спокойно сидит рядом. Наяву ли все это? Не сумасшествие ли это? Как это может быть, чтобы голова была такая жесткая и холодная?

Наверное, подполковник Реутов мог бы и шагнуть к грани сумасшествия, потому что слишком привык к тому, что его должность, его подчиненные, вообще его служба существует для того, чтобы к нему текли деньги. Что такое зарплата, это так, формальность. И служба – формальность. Главным давно уже стала схема поступления денег и переправка их наверх. Давно уже велись учеты, составлялись планы. Это была другая система, которая поглотила предыдущую – систему безопасности дорожного движения. Аварии, людей давят? Сами виноваты, уроды! Лезут куда их не просят, переходить дорогу не умеют, поубивал бы, чтобы работать не мешали!

Но Реутову не дали сделать последний шаг к умопомрачению. Рядом остановилась машина, из которой выскочили парни в «гражданке». Одни стали вытаскивать с водительского сиденья старшего лейтенант Столетова, и тот послушно вылез, а чьи-то сильные властные руки схватили за локти самого Реутова. Кто-то сунул под нос удостоверение, и глаза подполковника выхватили только два слова «… собственной безопасности». Он машинально успел подумать, что и эти тоже… Что же такое стало твориться, почему раньше так хорошо было…

Полковник Нагатин никак не мог понять, почему это вопросами изготовления и сбыта контрафактной продукции занимается ФСБ. Если причина задержания в этом.

Омоновцы, перекинув ремни автоматов через плечо и переговариваясь, пошли куда-то в дальний конец улочки. Два майора подошли и забрали телефон. Мужчина в гражданской одежде пожал руку Быкову, похлопал по плечу Антона и стал махать призывно рукой. Задом, обдав всех струей выхлопных газов, подъехала машина «Скорой помощи».

Антон понял, что его сейчас увезут, что все кончилось, и кончилось благополучно. Быков отправится работать, сейчас у него работы прибавится не на одну бессонную ночь, и ему будет не до Антона. Значит, надо успеть именно сейчас сказать то, что Антон давно собирался. Быков опять начнет ворчать, ругаться, но правота ведь на стороне Антона.

– Алексей Алексеевич, не уходите, – попросил он, когда его положили на носилки и затолкали в машину через задние двери. – Я вам еще кое-что должен сказать.

Быков посмотрел на него с легким прищуром, понял, что это к делу относиться не будет, к нынешнему делу, и, вздохнув, полез в машину за Антоном. Врач с медсестрой, которые занялись раной на ноге, нахмурились, но возражать не стали. Они уже знали, что тут произошло и какую проблему решили полицейские. И если им нужно поговорить, то это важно.

– Ну, чего? – нехотя сказал Быков, облокотившись о борт машины.

– Доктор… простите, – виновато посмотрел на медиков Антон, – всего на пять минут. У меня же ничего страшного там нет, меня же спасать не надо? Пять минут поговорим, а потом я ваш. На сколько хотите!

Задвинулась дверь машины, и в салоне стало тихо. Быков сопел, глядя себе под ноги. Надо было говорить, раз начал. Надо говорить, потому что не говорить Антон не мог. Это было выстрадано, вымучено, это саднило и чесалось, как свежая болячка. Это было его убеждение, а свои убеждения Антон привык отстаивать.

– Алексей Алексеевич, я, конечно, не кабинетный работник, я понимаю, что структуру подразделений придумывали умные головы, но ничто не стоит на месте, и что-то нужно менять.

– При чем тут структура подразделений?

– А при том, что я ведь ни дня не сидел в кабинете в нашем Управлении, у меня даже кабинета никогда не было. Вы меня взяли для того, чтобы я максимально работал по внедрению, работал как агент. Я ведь и представления не имею о структуре нашего Управления. Когда я учился, то нам рассказывали о структуре оперативных служб. В любом отделении уголовного розыска, в любом отделе она своя. Есть оперативники, которые работают по розыску без вести пропавших, есть оперативники по работе с несовершеннолетними, есть «зональники», есть опера по угонам. Ведь так?

– Ну, так, – все еще задумчиво разглядывая пол, ответил Быков. – Я понял, к чему ты клонишь. В какой-то мере так и в нашем Управлении. Кто-то отвечает за территории, то есть за конкретные территориальные подразделения, за районы, кто-то работает по отдельным видам преступлений. Есть, конечно, и чисто мои, неофициальные новшества. И что же?

– Нам нужно очень серьезно начать работать с фактами ДТП, совершенных полицейскими, находящимися в состоянии алкогольного опьянения. Нам нужно оперативно реагировать на такие факты. Я уверен, что цепочка поведет очень далеко и глубоко. Ведь посудите, так вести себя могут лишь люди, которые чувствуют свою безнаказанность, уверены в ней. Есть, конечно, просто дураки, есть те, у кого уже проявляется алкогольная зависимость. Но фактов стало очень много. Если все это вскроется, то реакция должна быть однозначна, и мы должны приложить к этому руку, потому что на наших дорогах стало очень много крови. Я бы сказал, что буду даже рад тому, что все эти факты подтвердят наличие дураков и алкоголиков в нашей среде. Стыдно, обидно? Да. Деградация, бездарная кадровая политика, отсутствие работы с личным составом? Да. Но все это поправимо, это еще половина беды. А если хуже?